Людмила Феррис - Синдром выгорания любви

— Я мужиков ненавижу, по жизни ненавижу.

— Да и ладно, в женской колонии мужиков нет, и вообще там физиологические особенности твоего женского организма никто учитывать не будет. Так что на твое «ненавижу» всем плевать.

— Мне кажется, я влюбилась, — Кристина продолжала плакать.

— Ничего не понимаю! При чем тут тюрьма! При чем тут ненавижу мужчин! Мед, дерьмо и пчелы у тебя смешались в одну кучу. Ты мне можешь вразумительное что-нибудь сказать?

— Нет, не могу.

— Тогда рыдай дальше, я пойду прикорну в подсобке, пока наши ветераны спят.

— Подожди, Юля, не уходи. Я не знаю, что скажет Антонина Михайловна.

— А что она должна сказать? Вы что, с ней любовные приключения согласовываете? Она может тебе запретить любить или разрешить? Бредятина какая! — Юлька хотела добавить, что в этих случаях говорит главред Заурский, но вовремя прикусила язык.

— Совсем не бредятина! У нас проверка в связи с пожаром, Антонину знаешь как таскают.

Юлю осенило. Ей последнее время приходили в голову сумасшедшие идеи, но как раз они оказывались правильными.

— Ты, что ли, в юношу-следователя влюбилась? Того, который тебя допрашивал?

— Он просто беседовал, а не допрашивал.

— Ладно, беседовал. Тогда ты мне ответь, при чем тут Антонина и почему ты тюрьмой интересуешься? Это прикол такой? Он типа тебя в тюрьму сажает? Но для тюрьмы доказательства нужны! Чего ты фигню несешь? Все-таки прикалываешься?

— Какой прикол! Он меня в кино пригласил.

— Ну, супер! Значит, хороший парень, а то некоторые сразу в постель зовут.

— Я отказалась с ним в кино пойти, — Кристина опять пустилась в слезы.

— Девочки, девочки, есть кто там? Подойдите!

Кристина вытерла слезы.

— Вон, бабусяки наши проснулись! Недолго музыка играла.

— Сиди, я памперс поменяю быстро, — Юлька взяла чистый памперс и пошла по коридору на голос: — Иду, иду, подождите.

Когда Юля вернулась, Кристина сидела в той же позе.

— Кристина, ты, если хочешь что-то рассказать, груз с души снять, так говори, а если не хочешь, так и не начинай. А то тянешь кота за хвост, уже тошнит от тебя.

— А ты меня не сдашь?

— Кому? Мусорку твоему? Или директрисе? Зачем? Ни тот, ни другая мне не интересны. Какой смысл? Только я пока ничего не понимаю, ты что, баланду травишь мне? Гнилой базар! Про кичу вдруг заговорила!

Юльке было интересно употреблять слова, которые она почерпнула из словаря уголовных терминов. Кстати, а неплохо у нее это получается, вот куда бы еще ввернуть так понравившееся ей слово «алтушка-монета». Но здесь нужно ухо держать востро, не переборщить, потому что ей, например, раньше и в голову не могло прийти, что в тюремной энциклопедии «армянская королева» — это пассивный гомосексуалист, а «глухарь» — человек, который грабит пьяных. Вот так, журналист Сорнева, век живи, век учись.

— Просто я не знаю, что делать.

— Если влюбилась, то идти в кино, это точно, а все остальное жизнь покажет, чего вперед забегать?! Может, завтра кино и кончится, не начавшись.

— Я чувствую, что у нас с ним может быть серьезно. Только понимаешь, если он узнает, что я отдельные поручения Антонины выполняю, он от меня отвернется.

— Здесь все выполняют поручения Антонины.

— Нет, я не в том смысле. Я деньги с клиентов для Антонины собирала. С фондом по квартирам ходила. И еще много что делала. Он ведь следователь, он все это узнает. Мне кажется, что он меня насквозь видит.

— Подожди, если ничего ему не рассказывать, он ничего и не узнает. Антонина не заинтересована тебя слить, да и не докажет она, что кто-то когда-то какие-то деньги ей приносил.

— Ты думаешь?

— Я не думаю, я знаю. Чистосердечное признание добавляет срок.

— А он ведь меня про Антонину выспрашивает.

— А откуда ему знать про ваши доверительные отношения, что ты «алтушки» собирала, — вот, наконец, Юля вставила понравившееся ей тюремное словечко.

— Что? — не поняла Кристина.

— Монеты, деньги собирала, это я по фене ботаю.

— А-а. Да, собирала я для Антонины деньги. Меня могут посадить.

— Да слышишь, что я тебе говорю? Кто про это знает? Никто! Твоему следаку об этом знать не обязательно. Чего ты несешь? Какая тюрьма? Это сначала доказать надо! Он всего лишь собирает доказательства и может их не собрать.

— Ну да, ты права. Я себе тут напридумывала. Мне кажется, что он смотрит на меня и все видит, поэтому я в кино побоялась пойти. Вдруг он поймет, что я мошенница?

— О господи! Ты опять за свое! Значит так, мусорку ни слова, ничего ты про Антонину не знаешь, для тебя она — директор, строгий и требовательный. Никаких дел у тебя с ней не было, и не дрожи ты так, как будто над тобой вертухай дышит. Спокойно иди кино с парнем смотреть. А мне ты сейчас расскажешь все, как на духу, чтобы я уж взвесила, что-то светит тебе или нет.

28 лет назад

Раиса не сразу заметила интересного мужчину, который сел в кресло Прасковьи. Она разбирала старые пластмассовые бигуди с неудобными резинками и только потом увидела его. Девушка поняла, что этот клиент очень важный, но что ей до этого? Она уже давно сообразила, что Паша просто отсекает ее от своих нужных клиентов, она при ней всегда будет на вторых ролях — подай, принеси. Ну ничего, закончится эта практика, Рае она на пользу, она все равно набирается опыта. У Паши есть чему поучиться. Конечно, у Райки ножницы не выделывают такие выкрутасы, как у Щукиной, но все у нее впереди. Пока ей доверяют размешивать краску, включать плойку в розетку и возиться со старым хламом-бигудями.

Рая наблюдала за наставницей и удивлялась: Паша словно переменилась в лице и нежно ворковала над клиентом.

— Александр, вы какой одеколон предпочитаете?

Райка подпирала стенку и со скукой поглядывала по сторонам, как вдруг перехватила его мужской взгляд. Взгляд был заинтересованный, живой и скользил по ее груди и ногам. Как и что происходило дальше, Рая помнила как в тумане. Когда она пошла расплачиваться в кассу за важного Пашиного клиента, записка с его телефоном как-то вдруг оказалась в ее руках. Четким почерком там были написаны его номер телефона и имя — Александр Гулько.

— До свидания, милые дамы, — он буквально раскланялся при выходе. — Надеюсь, что мы скоро увидимся, — и девушка поняла, что эта фраза адресована лично ей. Смена для нее в этот день закончилась быстро, но она пришла в общежитие уставшей. Девчонок в комнате не было, и Рая смогла развернуть записку и еще раз вслух прочитать.

— Александр Гулько.

У нее закружилась голова, внимание взрослого мужчины так грело душу, что она тут же начала рисовать в воображении картинки: она ему звонит, он приглашает ее в ресторан, ужин при свечах. Обязательно будут крабы. Почему крабы, она не знала и никогда их не пробовала, но они казались ей воплощением высшего света. Она слышала, как парикмахерши шептались за Пашиной спиной: