Людмила Феррис - Синдром выгорания любви

«Значит, Рая, та самая Рая», — Юлька успокоилась и вслух произнесла:

— Значит, вы та самая Раиса Ивановна.

— Ну да, была я в парикмахерской ученицей, но это было так давно, что я уже ничего не помню.

— Вашим мастером была Прасковья Петровна Щукина?

— Да, Паша.

— Вам нравилась ваша наставница?

— Да, — Рая была немногословна.

Что же она, кроме «да», никакого слова больше не знает? Юля пыталась и не могла подобрать тот вопрос, который бы позволил хоть как-то разговорить собеседницу. Чего такого она боится? Заладила, как попугай, одно и то же.

— Прасковья Щукина умерла. Скончалась в доме престарелых совсем недавно. Вы — ее единственная ученица, которую она обучала. Я на вас очень надеюсь, Раиса Ивановна!

— Как скончалась? — паспортистка растерялась.

— Все мы когда-то умрем, — философски произнесла Сорнева.

— Подождите. Как-то все неожиданно. Паша точно умерла? Точно?

— Точнее не бывает.

— Подождите, — Рая повернулась к маленькому шкафу, который стоял у нее за спиной, и вытащила початую бутылку водки. — Помянуть Пашу надо. Будешь со мной?

— Буду, — Юля поняла, что вариантов у нее нет. Из того же шкафа были вынуты два маленьких стаканчика и кусок плавленого сыра. Рая уверенными движениями разлила алкоголь.

— Ну, Паша, царствие тебе небесное, — и одним глотком опрокинула стаканчик.

Юльке ничего не оставалось делать, как незаметно вылить водку в стоящий рядом кактус, прием был старым, но очень действенным. Не пить же ей с паспортисткой ЖЭКа из грязных стаканов! У местных паспортисток, может, иммунитет имеется, а у Юльки такой прививки нет.

— Тяжелый она была человек, — Рая наливалась алкоголем медленно, и ее комплексы и страхи потихоньку исчезали, с нее словно спадали маска и мишура. — Давай еще по маленькой!

— Давай, — Юля покосилась на кактус. Интересно, а сколько он может «выпить»? Она чувствовала, что пришло время ее вопросов.

— А почему она была тяжелым человеком? Характер плохой? Не хотела вам свои секреты мастерства передавать?

— Заносчивая она была, своими клиентками хвасталась, которые могли все достать. Для нее светом в окошке был только сынок Никита. Вот ради него она горы могла свернуть.

— То есть у вас с нею отношения не сложились?

— Да какие там отношения?! Я к ней, как к родной матери, а она от меня рожу воротила. Я у нее на побегушках была.

— Но все ученицы первое время на побегушках, — подлила Юля масла в огонь.

— Другие девчонки в это время самостоятельно зарабатывали, а она меня все попрекала, что за мной переделывать приходится и что клиенты мною недовольны.

— А что, клиенты вами были недовольны?

— Да это она так считала. Меня клиенты любили, особенно мужчинам я нравилась. Молодая была, хорошенькая! — Рая зажмурила глаза, вспоминая то время.

— А почему вы ушли из парикмахерской?

— Аллергия у меня случилась, на лак и прочую парикмахерскую гадость. Уехала в деревню к родственнице, а потом через полтора года вернулась.

— Или все-таки из-за Прасковьи Щукиной вам пришлось уйти? — Юля чувствовала, что разгадка где-то близко и история паспортистки перекликается с судьбой Щукиной.

— Давай еще помянем.

— Давай хватит, — Сорнева взяла бутылку в руки. — Вам, Раиса Ивановна, еще работать.

— Да отпрошусь сегодня, какая к черту работа! Паша, Пашечка померла, — и женщина заплакала. — А она ведь меня предупреждала, что все это плохо кончится. Пыталась мне помочь. А все кончилось.

— Что кончится? — не поняла Юля.

— Любовь моя плохо кончится, — она продолжала заливаться пьяными слезами.

— Вы делились с ней своими переживаниями?

— А как же не делиться, когда меня любовь и накрыла в парикмахерском кресле?

— Прямо в кресле? На рабочем месте? Это не понравилось Прасковье Петровне?

Раиса Паушек затряслась.

— Вы не понимаете?! Он был ее клиентом, на стрижку к ней пришел, а в меня влюбился. Накрыло нас с ним вместе, вдвоем. Паша сразу это поняла, да и как скрыть от нее, что я с ним встречаюсь, если у меня все на лице было написано. Она предостерегала меня, что с женатыми дел иметь не надо, а я, дурочка молодая, не слышала ее.

— Так он и женатый был?

— Да, и его жена была тоже Пашиной клиенткой!

Мысль, которая вдруг Юльку озарила, казалась невероятной, и ей было даже страшно допустить подобную возможность.

— Вы были любовницей Александра Гулько? Так это вас в квартире застала его жена?

— Тсссс… — Райка приложила палец к губам. — Про это только Паша знала. Она меня поэтому из парикмахерской и отправила в деревню, от греха подальше.

Наши дни.

С Кристиной что-то случилось, Юля поняла это сразу. Они снова дежурили ночью, и работы выпало много. В одной палате старик все время жаловался на боль в желудке, в другой — у старухи начался понос, и она не успевала дойти до туалета.

— Ну вы даете, женщина! — Юля третий раз замывала зловонную лужу около кровати.

— Ну разве ж я виновата? Организм уже не держит.

— Голова у нее не держит, — комментировала Кристина. — Дай ей две дозы снотворного, чтобы не бегала по туалетам.

— Может, лучше имодиум?

— А подороже ничего не придумала? Снотворного сейчас вкачу, будет знать.

— Да ладно, Кристя, не злись.

— Ну, если тебе чужое дерьмо нравится убирать, пожалуйста. Я не вмешиваюсь.

К двум часам ночи все успокоились, и девушки облегченно вздохнули.

— Кристина, ты сегодня в каком-то напряжении постоянном, словно тебя разъедает что-то!

— Мухина, тебе тоже снотворное вколоть, чтобы вопросов лишних не задавала? Отвали от меня!

— Тебя кто укусил, ты что на людей бросаешься? Разговариваешь, будто мы с тобой на нарах сидим.

Кристина словно споткнулась о невидимую преграду.

— Нет уж, на нары я не хочу. Юль, а там вообще можно выжить?

— Там — это в тюрьме?

— Да, в тюрьме.

— Можно, я ведь выжила. А что у тебя вдруг за мысли? Проблемы?

— Тревожно как-то.

— Ты мне Лазаря не пой. Просто так тюрьму не поминают. Давай, подруга, выкладывай, а то не посмотрю, что ты сегодня напарница, отверну голову.

Напор и наглость возымели свое действие, и Кристина неожиданно заплакала.

— Ты, девка, если в тюрьме будешь слезы лить, то пропадешь. У тюремной хаты свои законы. Кстати, туалеты там отгорожены от камеры занавесками, но это не мешает распространению запахов и звуков. Запах дерьма тебя будет преследовать везде, как и здесь, в интернате. Поэтому мне не западло дерьмо за бабками убирать! Говори, не ной!

— Мне парень понравился, глупо, конечно, но понравился с первого взгляда.

— Ну, это же не повод рыдать. На то и мужики, чтобы нравиться!