Ева Львова - Адвокаты не попадают в рай

— Не скрою, я провёл большую подготовительную работу. Дождавшись, когда Гедеминас выйдет на свободу — вам ведь известно, что мальчишка сидел? — я пересилил болезнь и отправился в Ригу, где лично передал парню блокнот Лациса, который влюблённый хоккеист забыл в мастерской моей жены. Честно говоря, руководить операцией «Возмездие» из Уэльса было бы проблематично, но в Москве у меня были свои глаза и уши. Много лет назад мои друзья Саитовы погибли в катастрофе, и я пристроил их маленького сына в балетную школу при Мариинском театре. Арслан был очень талантливым ребёнком, и когда я справлялся о нём у директора, то слышал только хвалебные отзывы. Поэтому сейчас мне было забавно слушать, — старик негромко хихикнул, — как неудачник в драном свитере обвинял приму Мариинки в бездарности. Это по моей просьбе Саитов приехал из Питера в Москву и поступил в Институт культуры, познакомился с поваром из паба, которым владеет мой брат Григорий, и начал понемногу направлять события в нужное русло. Именно из-за Арслана все начинания Евгении терпели крах, и она теперь вполне заслуженно сидит на скамье подсудимых…

Услышав последнюю фразу Романа Андреевича Арзамасова, я тихонько охнула. Так вот почему приятель покойного Терещенко не стал советоваться со мной, а отправился прямиком в прокуратуру! Парень-то оказался не прост. Можно сказать, работал двойным агентом, а для этого нужны не только железная выдержка и стальные нервы, но и тонкий, изворотливый ум. Обязательно расскажу про Саитова Григорию Андреевичу, пусть знает, что национальность совершенно не влияет на остроту ума.

Между тем Роман Арзамасов продолжал:

— Женя хотела смести на своём пути все преграды, в том числе и Григория. Но мой брат оказался крепким орешком, и девчонка обломала об него зубы. Кстати, Евгения надеялась на помощь романтичного адвоката, но не смогла удержать рядом с собой даже его.

Тут свидетель обернулся к Борису и, с усмешкой глядя на него, произнес:

— По вашим глазам я вижу, что Женю вы больше не любите.

— Думаю, и никогда ее не любил, на меня какое-то затмение нашло, — пробормотал Борис, ногой пытаясь дотянуться до бабушкиного кольца, валяющегося на приличном расстоянии от его стула. Встать и поднять кольцо обычным способом он не решался, а потому предавался акробатическим упражнениям, за которыми с интересом следил весь зал, не исключая и судью.

Я про себя вознесла хвалу небесам и ведунье Серафиме: кажется, отворот наконец-то обрёл силу.

— Да возьмите вы кольцо руками! — не выдержала судья. Затем, хлопнув молотком по столу, провозгласила: — В слушании объявляется перерыв до завтра.

Привлекая к себе внимание судьи, старик поднял руку и хриплым голосом воскликнул:

— Ваша честь! Необходимо обсудить ещё один момент, ибо, боюсь, завтра прийти на заседание уже не смогу. Все нажитые мною ценности по праву принадлежат матери покойного Гедеминаса, Инге Лацис. У меня только одна к ней просьба — за время жизни в Европе я собрал приличную коллекцию полотен импрессионистов, и мне бы не хотелось, чтобы она была продана за бесценок. Пусть женщина распорядится ею с умом.

Тут слово взял прокурор:

— Инга Лацис сейчас в больнице после наезда неустановленной машины, но ей обязательно передадут ваши слова.

— Теперь всё? — уточнила судья.

— Нет, не всё! — вскинулся Борис. — Мне бы хотелось узнать, когда произошёл наезд. Дело в том, что я беседовал с Ингой Кирилловной не далее как в прошлый понедельник и женщина находилась в добром здравии.

— Как раз в прошлый понедельник и случилось дорожно-транспортное происшествие, — несколько раздражённо ответил адвокату прокурор. — В первой половине дня, если быть точным.

Борис стремительно обернулся к Евгении и уставился на неё долгим немигающим взглядом.

— Так вот почему у моего «Форда» в прошлый понедельник помялся капот! Ты же говорила, что въехала в дерево… — угрожающе протянул мой кудрявый друг. — Значит, ты выпросила мою машину, чтобы убить ещё и Ингу Лацис? Невероятный цинизм!

— Спасибо, что дали высказаться, — через силу улыбнулся Роман Андреевич и, включив механизм, тронулся на коляске к выходу.

— В связи с вновь открывшимися обстоятельствами обвинение ходатайствует об изменении меры пресечения и просит суд взять подсудимую Арзамасову под стражу, — объявил прокурор.

— Я птица! — вдруг выкрикнула Ред Джейн, раскинув в стороны руки. — Откройте окна, я улечу на остров в Тихом океане!

И Евгения запела хрустальным голосом песню, которую пела в пабе для друзей.

Борис торопливо запихнул в портфель бумаги и пулей выскочил из зала суда.

— Вот это правильно, — одобрила Маша Ветрова, наблюдая, как охранники усмиряют разошедшуюся певицу. — В её положении прикидываться дурочкой — самый разумный выход.

Поднявшись с кресел, мы двинулись к дверям, на ходу обсуждая неожиданный поворот в ходе заседания. Ветрова шла рядом с Кирой Ивановной и делилась впечатлениями.

— Мне эта Женя сразу не понравилась, — убеждённо говорила она. — Выскочка и дура.

— А на Зою, ну, ни капельки не похожа, — кивала секретарша.

— Интересно, что теперь Борис будет делать?

— Ясно, что — к Агате вернётся. Обязательно прибежит, вот посмотрите.

Я шла поодаль и делала вид, что не слышу сплетен в мой адрес. За мной с озабоченным лицом плёлся Пол Банкин.

— Паш, ты чего такой задумчивый? — полюбопытствовала я.

— Радость у нас, — хмуро сообщил шофёр. — Тётя Надя вышла из комы. Кушает всё подряд и поправляется, вставать сегодня начала.

— Так это же здорово! Откуда тогда такое настроение?

— И ты ещё спрашиваешь! — патетически воскликнул Пол. — Скоро тёте Наде чистый воздух понадобится, а баба Люба дачу продала. Она же не знала, что сестру на природу нужно будет вывозить! Слушай, Агат, купи у меня дом под Волгоградом, а…

— Ты же говорил, что там ничего не растёт, выжженная солнцам земля, — растерялась я.

— Да нет, ну что ты, — заулыбался шофёр, — отлично всё растёт, только полива частого требует. А не хочешь покупать — дай денег взаймы. Очень дача нужна.

— Паш, — толкнула я парня в бок, ибо меня посетила чудная идея. — Уговори Любовь Сергеевну продать Арзамасову тотенкопфринг. Тот за кольцо любые деньги отвалит, на десять домов хватит. К тому же я знаю, где продаётся одна замечательная дача.

— А воздух там хороший? — придирчиво осведомился Пол, как будто уже готовился оформлять сделку.

— Самый лучший! Сосны, ели — красота! Такие места, что люди готовы всё бросить и жить там, не вылезая.

Конечно же, я имела в виду тот домик, который присмотрел себе Григорий Андреевич, решивший поселиться у нас в соседях. Уж если тот участок всё равно продаётся, так пусть его купят две милые старушки, а не сомнительный Арзамасов с имперскими амбициями, которого дед сватает мне в мужья. Я не злопамятная, на Бориса не в обиде. Лучше подожду, пока Устинович-младший придёт в себя, а там решим, что делать дальше.