Макс Коллинз - Агата и тьма

Ненавидящий публичность сэр Бернард предпочел не участвовать в этом безобразии и договорился встретиться с ней позже, уже в театре. Он даже предложил подвезти Стивена — и Агата смаковала хулиганскую мысль о том, как холодный и собранный профессор Глэнвилл поучаствует в бешеной гонке с мистером Жабом — ведь за рулем Спилсбери был подобен этому персонажу «Ветра в ивах» [9] «Ветер в ивах» — сказочная повесть К. Грэма (1908), где все персонажи — животные, списанные с различных типов британского общества начала XX в. .

Премьера в Вест-Энде, как и все мероприятия военного времени, должна была претерпеть некоторые изменения. Спектаклю предстояло начаться в семь вечера, а не в восемь, а процессия знаменитостей стартовала в шесть — до сумерек и затемнения. Это позволило включить в происходящее фоторепортеров, изобразив легкомысленную истерию довоенной премьеры, хотя разбомбленные руины соседних зданий служили суровым напоминанием о реальности.

Часто мусорщики, бедняги, копались в развалинах этих зданий — в особенности когда-то великолепной Ассамблеи. Бобби, конечно, гоняли этих несчастных, прежде чем у театра появлялись ковровая дорожка и бархатные заграждения: напоминания о зоне военных действий в виде руин устранить было нельзя, а вот бездомных оборванцев и военных беженцев Лондона прогнать было можно — по крайней мере, на какое-то время.

Агата, ехавшая в лимузине вместе с Ларри Салливаном, хмуро принимала эту горькую иронию — и снова сомневалась, есть ли в этом истерзанном войной мире место для выпускаемых ею смертоубийственных безделушек.

Их встречала неожиданно большая толпа, которую сдерживали констебли. Она робко улыбнулась и помахала рукой безликой массе людей, кричавших «Агата! Агата!», словно она была кинозвездой. Как ни странно, сопровождавший ее действительно звезда экрана и сцены дородный Френсис Л. Салливан (который в своем смокинге больше походил на метрдотеля) вызвал куда меньше приветственных криков, нежели она.

Агата определенно не чувствовала себя звездой. А сознавала располневшей пожилой женщиной, весьма неловко втиснувшейся в вечернее платье из шифона, купленное несколько сезонов (и дюжину килограммов) назад. Однако ее шуба покрывала множество огрехов, а путь по ковровой дорожке был благословенно коротким.

В фойе публику пока не пускали, и небольшой фуршет с коктейлями для главных участников (за исключением актеров, конечно: их, как невест перед свадьбой, никто не должен был видеть) уже шел. Нервничающие участники премьеры толпились вокруг стоек, обмениваясь добрыми пожеланиями (в том числе странным американским напутствием «чтоб тебе ногу сломать» [10] Аналог русского «ни пуха ни пера». ), рукопожатиями и поцелуями в щечку и называя всех «дорогушами».

Однако она почувствовала холодность кое-кого из тех, кто участвовал в недавнем опросе в соседнем пабе.

Холодный фронт дал о себе знать еще в «Савойе», когда Ларри Салливан почти не говорил с ней. Оказавшись на заднем сиденье «Роллс-Ройса», она спросила актера: что, он на нее обижен?

— Обижен? — переспросил Ларри, выгнув бровь. — Это еще слабо сказано. Агата, как вы могли участвовать в этом допросе?

— Если вы о разговоре с инспектором Гриноу, то он показался мне вполне вежливым и формальным. Право, Ларри: мы ведь все имели констакт с жертвой самого громкого дела об убийстве за всю войну. Опрос полиции был неизбежен.

Он фыркнул:

— Но вы же не подозреваете меня в опрометчивых поступках!

Так вот в чем дело: Ларри опасался не того, что может оказаться под подозрением в убийстве, а что его красавица жена услышит что-нибудь лишнее.

— Нет, конечно, — заверила его Агата. — По-моему, инспектора вообще не интересует никто в театре на данном этапе.

— Вы имеете в виду — из-за остальных двух убийств.

— Совершенно верно. Это явно серийные убийства, так что мысль о том, что та девица была чьей-то убитой любовницей, уже отпала.

Ларри выпучил глаза:

— Инспектор такое подумал?

Она прикоснулась к рукаву черного смокинга:

— Ларри, прошу вас. Инспектор вообще ничего не думает. Давайте оставим мелодрамы для театра, хорошо?

Смутившись, Ларри какое-то время молчал, а потом одарил ее ребяческой улыбкой:

— Мне было бы ужасно неприятно, если бы вы были обо мне плохого мнения, Агата. Я вас так ценю!

— Не сомневаюсь, дорогуша, — отозвалась она.

Холоднее всех, пожалуй, держалась Айрин Моррис. Актриса, переквалифицировавшаяся в режиссера, сменила строгий костюм для репетиций на чудесное черное платье, выгодно подчеркивавшее фигуру, которой одновременно удавалось быть и худощавой, и женственной. Ее макияж был безупречен: темные глаза красиво подчеркнуты, помада смелого темно-малинового цвета.

— Странно, что вы не прихватили своего инспектора, — проговорила Айрин с ледяной улыбкой.

— Я его звала, — ответила Агата, поняв, что с ней пытаются играть, — но это отвратительное дело заставляет его работать и вечерами.

В несколько преждевременной демонстрации триумфа (занавес ведь даже еще не поднимали) официанты в красных куртках сновали между гостями с подносами, заставленными бокалами с шампанским. Айрин взяла себе один. Агата — нет: она не позволяла себе спиртные напитки.

— Не знай я вас достаточно хорошо, — заявила Айрин, — я бы решила, что вы втянули нас в эту ужасную историю ради рекламы.

— Но вы достаточно хорошо меня знаете.

— Ну, никаких публикаций не было, это верно. Не заблуждайтесь — я и сама об этом подумывала. Постановкам в такое время нужна любая поддержка.

Не разобравшись, продолжает ли Айрин играть с ней, Агата одарила ее самой теплой улыбкой и проговорила:

— Если вы действительно превратите это в рекламный трюк, дорогуша, то ни вы, ни ваш муж можете больше не обращаться ко мне с предложением ставить мои пьесы… Прошу прощения.

— Агата, — поспешно сказала Айрин, касаясь ее плеча (она уже успела отвернуться), — простите меня. Премьерные нервы.

Агата повернулась обратно и улыбнулась уже искренне:

— Понимаю. Знайте: я считаю, что вы отлично поработали.

— Пьеса чудесная. Кажется, ее нельзя было испортить, даже если стараться.

Теперь уже улыбка у Агаты вышла загадочной:

— Ах, я уверена, что вы смогли бы, дорогуша.

Оставив озадаченно хмурящуюся Айрин, Агата отыскала Джанет Камминз с мужем: они довольно смущенно стояли у стены, явно чувствуя себя лишними. Молодой человек эффектно выглядел в своем синем мундире, а Джанет была ослепительно хороша, подтверждая реальность расхожего штампа, когда секретарша снимает очки — и оказывается настоящей красавицей. Пышногрудой Джанет очень шло розовое платье с открытыми плечами.