Макс Коллинз - Агата и тьма

— Мы взяток не берем, — чопорно проговорила Агата, возвращая полкроны.

Морщинистое лицо нахмурилось, окончательно скукожившись.

— Да я бы никогда так тебя не обидела, дорогуша! Считай, что это чаевые. Подарок.

— Вы получите именно ту дозировку, которую прописал врач, — неумолимо заявила Агата.

Однако когда она повернулась спиной, то позволила себе улыбку, которую до этого прятала. Она подлила старушке лишнюю толику мятной воды (вреда от нее не будет), а потом с напускной суровостью вручила микстуру.

Ее половина смены закончилась в полдень, и она повесила на место халат, под которым оказалась кремовая блузка и темно-серая юбка приличного, хорошо сшитого костюма. Чулки на ней были черные и теплые, туфли — прочные и практичные. Она надела жакет, перекинула через руку пальто на теплой подкладке, прикрепила к ошейнику Джеймса поводок — и они направились привычным путем, который вел в небольшую лабораторию в том же коридоре, что и аптека.

Внутри этого скромного помещения — рабочий стол под окном, выходящим на внутренний двор, мойка, стойка для колб и мензурок и еще один стол с горелками, под полками с образцами в банках — величайший патологоанатом двадцатого века сидел в одиночестве за своими исследованиями.

Когда Агата узнала о том, что ее соседом по больнице колледжа оказался сэр Бернард Спилсбери, то ощутила ребяческий восторг. Она много читала и слышала о сэре Бернарде, и возможность знакомства с ним, обсуждая преступления, убийства, яды и причины смерти, вызывала в ней радостное волнение.

Однако она так и не прошла дальше по коридору, чтобы представиться. Агата была довольно замкнутой — по крайней мере, до того, как хорошо узнавала человека — и эта сдержанность помешала ей тут же подойти к человеку, которым она так восхищалась заочно.

Она была в курсе того, что сэр Бернард так же стеснителен и скромен — на удивление для столь известной широкой публике фигуры: судя по отзывам, он (как и она) ненавидел внимание посторонних и не желал, чтобы его фотографировали. Она незаметно наблюдала за ним в больничных коридорах: он казался погруженным в свои мысли, но никогда не грубил, производя впечатление человека рассеянного, но симпатичного — и проявлял обаяние и даже тепло, когда кто-нибудь из персонала заговаривал с ним.

Она явно могла не бояться, что он выкажет раздражение — и тем не менее не могла заставить себя заговорить с ним: как же глупо она, автор детективных пустяков, будет чувствовать себя, представляясь человеку, разоблачившему Криппена!

И при этом ей безумно хотелось с ним познакомиться. Это было почти (хоть и не совсем) похоже на школьное увлечение. Конечно, в свои шестьдесят с лишним сэр Бернард оставался красивым мужчиной: в неизменных темных хорошо сидящих костюмах со свежей гвоздикой в петлице, высокий, с вполне естественным утолщением на талии, с точеными чертами лица героя-любовника и глазами серыми, как столь любимые Пуаро клеточки мозга.

Возможно, из-за отсутствия Макса тут играли роль и особые правила приличия. Агата не знала, сможет ли обратиться к интересному немолодому мужчине, которым так восхищалась, не начав лебезить или бурно восторгаться, возможно, создав у него… ложное представление.

А потом, в итоге, он сам ей представился — не в больнице, а на станции Юстон.

Юстон определенно был жалким сооружением: пещероподобный вестибюль делил станцию пополам и способствовал бедламу. Она терпеть не могла толпу и давку, а громкие звуки и дым от сигар ее раздражали, однако военное время — военное время, верно? Ты должен делать то, что должен.

И потому Агата, так любившая поесть и обожавшая кулинарные шедевры, свои и чужие, вынуждена была есть сосиски с пюре в буфете, сидя за деревянным столиком, чья побочная функция, похоже, состояла в создании ироничной ситуации: работник больницы ест в столь антисанитарных условиях. Джеймс сворачивался на полу рядом с ней, рассчитывая время от времени получать кусок сосиски в награду за хорошее поведение.

Она замечала, что сэр Бернард порой ест здесь же, погруженный в чтение какой-нибудь книги или что-то записывая в тетрадь, и потому не удивилась, увидев, как он идет в ее сторону: как всегда щеголеватый, в темном костюме с гвоздикой в петлице и с переброшенным на руку плащом.

Однако она совершенно не ожидала, что он остановится перед ней с неглубоким поклоном, и едва не подавилась куском сосиски.

— Прошу прощения, миссис Маллоуэн, — проговорил он красивым баритоном, — я Бернард Спилсбери. Разрешите мне присесть на минутку?

— Да! Да, конечно, садитесь!

— Прошу прощения за дерзость. Я совсем недавно узнал, что вы помогаете в здешней аптеке, а мне очень хотелось с вами познакомиться.

Агата вдруг почувствовала глубокое разочарование: неужели великий эксперт — очередной любитель ее книг? Очередной почитатель, рвущийся познакомиться с «мастером детектива»?

Большинству авторов такое только польстило бы, а ее это смутило, заставив уважение к сэру Бернарду моментально уменьшиться.

Едва начав работать в аптеке, она всем и каждому дала понять, что здесь, на рабочем месте, она — миссис Маллоуэн, а не Агата Кристи. Что ею не следует хвастать, водя повсюду для развлечения больных или врачей. Она с удовольствием подпишет в аптеке книгу всем, кто пожелает, но после этого предпочитает раствориться в своем амплуа миссис Маллоуэн, помощницы аптекаря.

Сэр Бернард смотрел на нее поверх оправы очков и казался слегка смущенным, стараясь, чтобы голос был слышен на фоне лязганья поездов и шума толпы.

— Видите ли, миссис Маллоуэн… я — давний поклонник…

«Ну вот, — подумала она, — начинаются бесконечные расспросы о том, откуда ты берешь идеи и как такая добрая на вид женщина может изобретать настолько дьявольские…»

— …вашего супруга, — договорил сэр Бернард.

Она чуть качнулась назад, зарумянившись от неожиданной радости.

— Правда? Макса?

— О да, миссис Маллоуэн. — Четкие черты его лица чуть смягчило восхищение, и он покачал головой. — Археология — это увлечение, которому я с годами, увы, могу уделять все меньше времени.

— Археология! — откликнулась Агата, широко улыбаясь. — Ну конечно! Правда, она просто изумительна?

Он кивнул:

— Мой сын Питер, бывало, говорил, что археология взывает к моим инстинктам следователя.

— А! — Она ответно кивнула. — В судебной медицине вам приходится отвечать на тот же вопрос, что ставит археология: «Что произошло в прошлом, оставив свидетельства в настоящем?»

Теперь уже улыбнулся сэр Бернард:

— Почти точно так же говорил и Питер.

Она подумала, не был ли Питер тем самым сыном, которого, как она слышала, сэр Бернард лишился при бомбежках сорокового года.