Макс Коллинз - Агата и тьма

Он отшатнулся:

— Ох, Агата, не уверен, что это хорошая мысль.

— Это прекрасная мысль. Вы мне поможете?

— Не уверен, что такое вообще можно устроить.

— Бернард, если самый знаменитый автор детективов на планете объединит свои усилия с лучшим патологоанатомом всей вселенной… Может ли быть иначе?

Секунду он сидел, совершенно ошеломленный, а потом рассмеялся:

— Вы поистине уникальны, миссис Маллоуэн!

— Благодарю вас, сэр Бернард. Итак, что за дело заставило вас так усердно изучать ваш блокнот?

Улыбку моментально сменила хмурая мина:

— Не советовал бы начинать с этого. В высшей степени неприятное дело.

— С убийствами почти всегда так.

— Возможно, у нас… Я должен попросить вас о молчании.

— Разумеется.

Он прошептал:

— Возможно, мы имеем дело с современным Джеком-Потрошителем.

Агата ахнула:

— Ох… это же чудесно!

Взгляд Бернарда стал напряженным: он явно ужаснулся.

У нее оборвалось сердце:

— Прошу вас, прошу — не думайте обо мне плохо. Просто именно о таком деле я и мечтаю. О чем-то крупном… серийный убийца… Это именно то, что доктор прописал!

Он широко открыл глаза:

— Дорогая моя… это ведь не ваш… мир фантазий. Итак, слушайте: я расскажу вам про место преступления, которое посетил этим утром.

Он так и сделал. И даже заглядывал в свой блокнот, сверяясь, не пропустил ли каких деталей.

Пристыженная Агата сказала:

— Я вела себя отвратительно… эгоистично. Бедняжка! Ее смерть — это трагедия, а не… материал для глупого писателя. Я прошу меня простить.

— Значит, вы отказываетесь от этой идеи?

— Отнюдь нет. Это же просто идеально. И я бы сказала, что ваше предположение верно, Бернард. Этот зверь нанесет новый удар.

Он покачал головой:

— У нас нет даже уверенности в том, что эти убийства — дело одних и тех же рук.

— Если это один и тот же человек, вы должны его найти… и остановить. Потому что он не закончил, знаете ли.

Официант подошел долить им кофе.

— Хотел бы я сказать, что не согласен с вами, — промолвил сэр Бернард. — Так чего вы от меня ждете? Позвать вас, если наш Потрошитель снова нанесет удар? Взять вас с собой на место преступления?

Она отпила кофе: он был горький, но сливок не было.

— Да, — подтвердила Агата.

Через десять минут она уже вела Джеймса по улице, а сэр Бернард послушно шел рядом.

— Вы уверены, что хотите это сделать? — еще раз уточнил доктор.

— Совершенно уверена.

— А разве вы не заняты этой вашей пьесой — «Десять маленьких… кого-то там»?

— Остались завершающие штрихи, дорогуша, — ответила она, специально прибегнув к этому актерскому обращению. — Но вы правы: я занята. По правде говоря, этим вечером я не работаю в больнице — я буду в театре «Сент-Джеймс». Вы можете туда за мной заехать, если что-то случится.

Они шли довольно быстро: пес задавал хорошую скорость, несмотря на запруженный людьми тротуар, тянувшийся вдоль практически пустой проезжей части.

Сэр Бернард спросил:

— Кажется, скоро премьера?

— Да. В пятницу. Я уже несколько раз предлагала вам билеты. Я была бы рада вашему обществу: открытые показы для меня всегда такое мучение!

— Возможно, нам лучше повременить с совместной поездкой на место преступления до пятницы…

Она невинно улыбнулась:

— Думаете, Потрошитель повременит?

Он нахмурился:

— Агата, я до смерти боюсь…

— Это черный юмор?

— Как часто у вас бывают открытые показы, дорогая?

— Бернард, — отозвалась она с легкой досадой, — каждый раз, когда вы проводите вскрытие, это — открытый показ.

И после такого сэру Бернарду Спилсбери было просто нечего сказать.

Театр «Сент-Джеймс» на Кинг-стрит был по-прежнему величествен, хотя соседний «Ассамблея Уиллиса» находился в жалком состоянии. Это знаменитое место, где когда-то проходили торжественные обеды, собрания и балы, серьезно пострадало от авианалетов сорокового года, и сейчас роскошное здание с банкетным залом с галереей и бальным залом по-прежнему притягивало ночных мародеров. Здание театра сохранило прочность, несмотря на соседство с такой развалиной, да и «Золотой лев», паб по другую сторону театра, остался в полном здравии, хотя здание аукциона «Кристи» напротив тоже пустовало из-за бомбежек. То, что квартал театра напоминал район боевых действий… а, в сущности, и был таковым… не мешало постановке очередной пьесы Агаты Кристи.

Сейчас здание было снабжено громадным занавесом с именем автора и названием новой пьесы… названием, вызывавшим, похоже, немало споров… к глубокой досаде Агаты Кристи Маллоуэн.

Право, ну разве можно придумать что-либо более невинное, чем детский стишок? Ей нравилась ирония: прибаутка для детей во взрослой истории об убийстве. Она уже написала когда-то рассказ под названием «Песенка за шесть пенсов», а сейчас делала наброски для сюжета о Пуаро, который будет называться «Пять поросят». Агате казалось абсурдным, что кто-то готов возмущаться по поводу пьесы, названной по старинной считалочке, в которой десять негритят [3] Оригинальное название «Десяти негритят» — «Ten Little Niggers». исчезают один за другим.

Ее заставили изменить название на «Десять маленьких индейцев» для публикации романа и постановки пьесы в Соединенных Штатах, где последнее слово сочли оскорбительным для чернокожей расы — настолько, что кинофильм, который планировали снимать американцы, должен был получить название по последней строке все того же стишка: «И вот не стало никого». Как оказалось, в Америке со времени Гражданской войны слово «ниггер» употреблялось исключительно как грубость и только в отношении африканцев (тогда как в Англии его можно было использовать в адрес любого темнокожего).

Как ни странно, но, по словам ее продюсера, недовольство выражали и здесь, дома. Это было связано с большим притоком американских солдат-негров, которые страдали от несправедливого отношения со стороны собственных товарищей по оружию, то есть белых.

Лондонцы, такие как сама Агата, находили это странным и тревожным, и небольшие скандалы вспыхивали по всему городу: рестораны, обслуживающие состоятельных американских солдат, отказывались впускать не только солдат-негров, но и цветных британцев. Ко всеобщему изумлению, Лири Константин, знаменитый индийский игрок в крикет, получил отказ в отеле «Империал», потому что постояльцы-американцы пригрозили отъездом.

Эти американцы были странные типы: сражались в войне против Гитлера с его «высшей расой» и ненавистью к евреям и в то же время демонстрировали глубоко укоренившуюся нетерпимость, примитивную и безвкусную.

Конечно, кое-кто и саму Агату счел безвкусной, когда она настояла на том, чтобы ее название из детской считалочки осталось. Она же считала, что стишок совершенно невинный, как и то, как она применила его, и отнюдь не содержит той мерзости, которую в него вкладывают американцы. Она никого не хотела обидеть и не виновата, если кто-то обиделся.