Николай Леонов - Сыщики и шаманы

– А район? А область?

Узнав о том, что находится в Алтайском крае, он схватился за голову: так вот куда занесла его судьба! Но за что? Почему? При чем тут какие-то «папашкины грешки»? Что за «черные дела», которые якобы натворил он сам? Что вообще за идиотский бред?!

Когда девушка уже стояла в дверях, Кирканин спросил:

– Зовут-то тебя как? Меня Олегом.

– Глафира! – бросила она, и ее шаги затихли в отдалении.

Ночью Олег спал очень беспокойно, то и дело просыпаясь. Ему снились какие-то незнакомые люди, которые о чем-то у него допытывались и в чем-то его упрекали. Когда совсем уже рассвело и настало утро, на пороге избы появилась все та же бабка. Выкладывая еду, она сердито пробормотала:

– Глашке на меня ябедничать надумал… Руки мои ему не нравятся. Ишь, привередный какой!

– Вы мне скажите, уважаемая, а что такого страшного я натворил, о чем мне вчера говорила Глаша? А? – с вызовом в голосе поинтересовался Олег.

От неожиданности старуха даже вздрогнула. Но не сказала ни слова в ответ. Лишь уже уходя, произнесла:

– Сегодня жратвы больше не будет. Глашка занята, а мне ходить тяжело. Ничего, попостишься малость. А завтра – не знаю, Глашка придет или не придет, только я тебе так скажу: ты девку-то не убалтывай! А то вы городские на язык ловкие, кого хошь уболтаете. Иначе… Смотри! Случись чего – худо тебе будет!

Олег хотел возразить, сказав: «А разве то, что меня ожидает, – это не хуже худшего?» – но решил изобразить уныние, обреченность и покорность судьбе.

– Да никого я не убалтываю… Куда уж мне? – апатично вздохнул он, что явно порадовало старуху.

На следующее утро за дверью неожиданно раздались чьи-то легкие шаги. Это пришла Глафира. Она пояснила, что бабка вчера на обратном пути подвернула ногу, и теперь еду ему придется носить ей одной. Они немного поговорили о том о сем, и девушка, сославшись на неотложные дела, вскоре убежала. Так прошел еще один унылый день заточения…

И вот за день до побега с заимки между Олегом и девушкой состоялся весьма откровенный разговор. За эти дни они и сами не заметили, как привыкли друг к другу, и им хотелось как можно больше быть вместе. Уступив настойчивым уговорам Кирканина, Глафира рассказала, что за «страшное дело» он якобы совершил.

– Дите ты безвинное убил, да еще и снасилил перед тем, как убить. Вот…

Постучав себя ладонью по лбу, Олег стал доказывать, что и в страшном сне не мог бы о таком даже помыслить. Но девушка лишь упрямо мотала головой и твердила бесконечное «нет». И тогда он пошел на крайность – ударил об пол банкой с водой и, схватив самый острый осколок стекла, полосонул им вдоль левого предплечья. Оно тут же обагрилось выступившей кровью, которая крупными каплями начала стекать на пол.

– Ой, мамочки! Что ж ты делаешь?! – испуганно вскрикнула Глафира, отрывая от салфетки полосу и пытаясь забинтовать ему руку.

– Стой! – решительно возразил Олег. – Я клянусь своей кровью, что никого никогда не убивал и не насиловал! И пусть она вся вытечет до капли, если я соврал хоть на слово!

– Верю, верю, верю! – Проворно накладывая ему на руку тугую повязку, девушка выглядела испуганной и растерянной. – И я, дура чертова, довела тебя до этого… Понимаешь, бабка мне клялась своей Черной книгой, что это все так и было. Выходит, она врала?! Вот старая кочерга! Знаешь, Олег, тошно мне и душно, иной момент аж жить не хочется… Она меня готовит к посвящению… – перейдя на шепот, призналась она.

– К какому еще посвящению?

– К какому… Я должна буду принять колдовскую силу и стать ведьмой. Завтра день, когда солнце встретится с луной, и поэтому завтра бабка будет проводить колдовской обряд у большого кедра, в ветвях которого укрыт гроб главного шамана этих мест Дьаманула, умершего ровно сто лет назад. Тебя для этого все дни тут и держали, чтобы духи всех шаманов, которые здесь похоронены, признали тебя своим и приняли тебя в жертву.

– Меня – в жертву?!! Охренеть! И… Как же это будет выглядеть? – спросил Олег, внутренне холодея и напрягаясь.

– Та, что будет принимать колдовскую силу, должна зарезать человека, набрать его крови и, взобравшись на дерево, окропить гроб Дьаманкула… – потупив взгляд, тихо произнесла Глафира. – Бабке я сразу сказала, что никого убивать не буду. Но она знает какое-то страшное снадобье из дурмана, белены и конопли и клоповника, которое лишает человека страха и разума.

– И кого же она собирается поить? – Кирканин почувствовал, как гулко забилось сердце.

– Нас обоих. Но… Я не хочу быть ведьмой. Я и помыслить не могу, что моя рука прольет чью-то кровь. Тем более если ты ни в чем не виноват. Господи, как же тебя спасти? Вот если бы найти ключ от этого замка… – Девушка тронула рукой навесной замок, соединяющий половинки ошейника.

– Или ножовку по металлу… – подсказал Олег. – Спроси у кого-нибудь из соседей.

– Боюсь, не получится… Бабка за мной сейчас следит, глаз не спускает… Если догадается, что я с тобой в сговоре, – все пропало. Но дома у нас есть хороший напильник. Я принесу его тебе после обеда. До утра успеешь перепилить им дужку?

– Постараюсь, – с нарочитым оптимизмом ответил он, хотя на душе у него скребли кошки.

Когда девушка ушла, Кирканин долго сидел не двигаясь, размышляя о своем непростом прошлом и ужасном будущем. Перед ним пронеслись картины его детства, отрочества, студенческой юности. Вот он, еще первоклашка, крадет в булочной рогалик с маком и, сопровождаемый бранью продавщицы, удирает без оглядки. Мать, когда он ей рассказал об этом, сильно его отругала и отнесла деньги в булочную, извинившись перед продавщицей.

Вспомнив про то, как он в школе, по сути, ни за что «чмурил» Матвея Таганихина, Олег испытал сильнейший приступ стыда и мысленно задался вопросом: «Может, и за это мне тоже отливается?..» А еще в памяти всплыло, как одна из случайных подружек, встретив его возле института, объявила, что «залетела» от него. Разумеется, девица могла и соврать, но и он мог бы отшить ее не столь грубо и презрительно, как сделал тогда. Да, его разозлило, что девица скорее всего использовала эту уловку, чтобы его на себе женить. Но хамить-то было ей зачем?.. Ешкин кот! Сколько же всего он напортачил?!!

Где-то в пятом часу Глафира пришла снова, принесла ужин и напильник.

– Ты знаешь, похоже, бабка что-то заподозрила! – доставая из корзинки продукты, посетовала девушка. – Так у меня допытывалась, о чем мы с тобой здесь разговариваем, что мне прямо не по себе стало. Еле смогла выкрутиться и убежать. Слушай… – неожиданно прошептала она. – Проводить обряд жертвоприношения имеет право только чистая и невинная. А познавшая мужа сама должна быть принесена в жертву. Я не хочу никого убивать. Пусть лучше меня саму принесут. Поэтому… Я хочу стать твоей… – и крепко обняла его.