Татьяна Шахматова - Удар отточенным пером

На наших глазах с Селиверстовым произошла метаморфоза. Он подобрался, оперся локтями о собственные колени, взгляд его стал холодным, напряженным, как у хищника в засаде.

– Почему вы так настаиваете? – зло поинтересовался он.

– Потому что отношения «учитель – ученик» иногда бывают сложнее, чем кажутся, – криво усмехнулась тетка.

– Насколько сложнее? – приглушенно спросил Селиверстов, кажется, он еле сдерживался, чтобы не взорваться, и в общем и целом я понимал его. – Объясните по-человечески. Я не понимаю этих всех тонких отношений. У нас на юрфаке между учителем и учеником все было просто: послушал лекции, сдал зачет, сходил на семинары, сдал экзамен. Если нет – иди пересдавай или договаривайся как-то. Тут были, конечно, иной раз и тонкие отношения. Так тонко приходилось заходить, что сам потом полгода тонко жил. А преподаватели, наоборот, жили толсто. Я как раз в девяностые учился, тогда все вообще как с цепи сорвались: все хотели быть толстыми. И все хотели быть юристами. Но вы ведь не про это сейчас? У вас же на кафедре собираются люди тонкой душевной организации, а мы люди простые, заводчане…

Селиверстов ехидничал. И хотя этот человек мне не нравился, ему сложно было отказать в здравомыслии. Юмор вскрывает фальшь, и сейчас история про Миллер и ее девочек показалась мне особенно невероятной и глупой. Впрочем, Виктория это тоже чувствовала и не стала рассказывать про Пигмалиона и Галатею, про то, как творец влюбляется в свое творение, или про Нарцисса, глядящегося в реку, и реку, видящую себя в глазах Нарцисса. Хотя именно такая версия, честное слово, была популярна на филфаке. Виктория рассказала сугубо материальную сторону этих событий.

– Юля поступила в университет вместе со своей подругой Надей Колобковой. Они дружили еще со школы, – начала Виктория. – В группе девушки держались особняком, ни с кем так и не сошлись. Обе не красавицы, со странностями, необщительные, при этом амбициозные необыкновенно и далеко не глупые. Миллер студенток заприметила – это была легкая добыча. Поездки на конференции, совместные работы, гранты… Медные трубы дули Юле и Наде в уши во всю свою проектную мощь. Окруженные вниманием Миллер, девушки стремительно росли в профессии. По просьбе девочек Миллер дала им одну на двоих научную работу. И все было бы прекрасно: девушки собирались защищаться, Юля готовилась в аспирантуру, а там научная карьера, преподавание, зарубежные стажировки. Но, к несчастью, как раз в это время начались сокращения мест на гуманитарных отделениях, и в аспирантуре было выделено меньше мест, чем обычно. Как назло, в тот же год, что и Юля, в аспирантуру поступал сын заведующей кафедрой. Юля имела награды российских олимпиад по литературе и многочисленные публикации уже не только в студенческих сборниках, а сын заведующей был только сыном заведующей. Вы меня понимаете, надеюсь?

Селиверстов понимал.

– Так вот, к счастью для сына заведующей, за несколько месяцев до защиты диплома Юля Волобуева и Надя Колобкова перессорились, да так, что смотреть друг на друга не могли. О совместной защите не могло быть и речи. Миллер как научный руководитель отложила защиту обеих с формулировкой: «нуждается в доработке». Ничего фатального для девочек. Они дописывают каждая свою часть, защищаются осенью. Но к тому времени экзамены в аспирантуру уже завершены. Сын заведующей поступает, а Юля идет работать на завод. Вот такая история. Просто крах всех надежд.

– Подождите, – сощурился Селиверстов. – Но какова здесь роль Миллер? Ну поссорились студентки, бывает.

– Нет, они не просто поссорились. Их поссорила Миллер.

– С чего вы это взяли?

– Девочки рассказали.

– Вам?

– Мне. Я же вам говорю – мы хорошо знакомы. Я дописывала кандидатскую, они дописывали диплом.

Селиверстов неуверенно завертел головой, как будто в поисках опоры в этом бурлящем и путающемся потоке взаимосвязей.

– Погодите, и вы тоже?! – наконец дошло до него.

– Да, – подтвердила Вика со смехом в голосе. – У Миллер много учеников. Я одна из них.

– Выходит, вы даже опаснее Юли, – пошутил в ответ Селиверстов. – Там только диплом, а у вас целая кандидатская.

– Как раз наоборот, – улыбнулась в ответ Вика.

– Это почему же?

– Потому что мне Миллер не может уже предложить нечего, а вот Юле – может.

– Вряд ли Волобуева захочет помогать Миллер после такого предательства.

– Я бы не поручилась, – уклончиво сказала Виктория. – Тем более вы не знаете эту женщину. Она очаровательна. А Юля – крайне амбициозна. Думаю, вот прямо сейчас Миллер объясняет Юле, как сильно ее прижала к стенке заведующая, как больно ей было терять своих лучших студенток. Как она страдала и втайне вынашивала идею взять Юлю к себе снова. Немного лести и обещание научной карьеры…

– И думаете, моя помощница купится?

– Зачем гадать? Для вашей службы безопасности выяснить это не составит труда. Но и мы с вами со своей стороны подстрахуемся.

Селиверстов вытянул губы в подобии улыбки.

– Подстрахуемся?..

– Конечно. Словом владеет не только Миллер. Слово и наше оружие.

– Неужели вы предлагаете составить подложную экспертизу? – удивленно пробормотал Селиверстов.

– Боже! Вы ловите на лету! – не менее удивилась и восхитилась Виктория. – А вы видите какой-то другой выход из этой ситуации?

– Вообще-то да. Я могу перевести Юлю в другой отдел… Но тогда…

– Тогда мы потеряем канал заброски дезинформации нашему оппоненту, – закончила за него Виктория, и юрист с экспертом посмотрели друг на друга долгим изучающим взглядом, как будто видели друг друга впервые.

Честно говоря, наблюдать за этими двоими было довольно увлекательно.

– А вот теперь давайте по существу экспертизы, – сказала довольная собой и собеседником Виктория, выкладывая перед гостем документы. – Миллер доказывает, что выражение «тюрьма плачет» и заголовок «Селиверстов вляпался» – это не мат и уголовником прямо вас никто не называет. Все намеки, а намеки каждый понимает в меру своей испорченности.

– Как еще можно понимать выражение «по нему тюрьма плачет» и рубрику «криминал»? – удивился юрист.

Вика выбралась из своего кресла и подошла к окну. Селиверстов тоже встал, держась за поясницу.

– Миллер использует слово «обидный» вместо «оскорбительный»! – покачала головой Вика. – А на обиженных, как известно, воду возят. Вот и весь разговор.

– Мошенничество, – пожал плечами Селиверстов.

Они зашагали по периметру комнаты в противоположных направлениях и снова встретились у окна.

– Чтобы подать ходатайство о дополнительной экспертизе, мне нужно от вас, Виктория, обоснованное развернутое доказательство подлога терминов, – проговорил Селиверстов, глядя на наш скучный зимний двор со спящими серыми деревьями, забытыми до лета качелями и снежной подушкой на постели песочницы.