Татьяна Шахматова - Удар отточенным пером

– Риторика, которую использует профсоюз, ковалась в условиях сверхэксплуатации. Сейчас она выглядит по меньшей мере нелепо, а если задуматься, то и опасно. Насколько лозунг «Нам нечего терять, кроме наших цепей» смотрится актуально при конкурсе два-три человека на место в «Русский минерал»? Да, проблемы есть, – продолжала девушка. – Это и недостаточное медицинское обслуживание, проблема финансовой эффективности, необходимость обновления оборудования, травматизм. Но это другие проблемы! Это совсем не то же самое, что требование двенадцатичасового рабочего дня вместо шестнадцатичасового, как было накануне революции девятьсот пятого года. Это совсем не то же, что списать больного человека на попечение семьи или на улицу, как это было опять же перед революцией девятьсот пятого года. Сейчас совершенно другое время, а слова газета выдает те же самые: «Долой класс эксплуататоров!». Как филолог, специалист по словам, можете ли вы объяснить такой лингвистический парадокс?

Девушка подчеркнула слово «лингвистический», давая понять, что отвертеться от ответа Миллер не удастся. Ада Львовна выпрямилась:

– Проблемы не совсем те же, тут я совершенно с вами согласна, но эмоциональный посыл, который несет эта газета, чрезвычайно важен для рабочих, и этот посыл, посыл борьбы за свои права… Законные, заметьте, права, права человека. А потребности человека во все времена одинаковые. И здесь…

– А помимо эмоционального посыла предлагаются ли какие-то конкретные действия? – прервала журналистка, наверное, слишком резко, но ей приходилось напирать, потому что, несмотря на высокую скорость реакции Вики и ее чудовищную скорость печати, наша информационная цепочка работала с отставанием, а на ответы Миллер студия реагировала неоднозначно.

– Почему вы позволяете себе перебивать? – тут же ухватилась Миллер за эту возможность перевести стрелки.

Однако у молодой журналистки, видимо, стояла серьезная прививка от конфликтных ситуаций, потому что она моментально искренне и с чувством извинилась и уже смотрела на Миллер сияющими честными глазами, ожидая ответа на свой последний вопрос.

– Что вы подразумеваете под конкретными действиями? Это газета, – не сдавалась Миллер. – Поясните, что конкретно вы хотите узнать, я не могу говорить за всю Одессу.

– Это еще и профсоюз, не только газета. Я имею в виду, какую именно помощь предлагает газета работникам? Что они советуют, кроме ругани администрации? Если врач ставит нам диагноз насморк и лечит от насморка, а у пациента перелом, такого врача могут и посадить. Почему же газета может писать все, что угодно, и ничего полезного для работников завода?

Этот вопрос девушка зачитала прямо с экрана, потому что у нее банально не было времени, чтобы что-то запомнить. Видимо, наконец, Миллер смекнула, в чем дело. Она гневно сверкнула глазами на телефон девушки и непроизвольно поджала губы: Примадонна злилась.

– Почитайте газету, прежде чем говорить «ничего полезного»! – проговорила Ада Львовна.

– Я вас и прошу об этом. Хотя бы пару примеров! – настаивала девушка. – Газета выложена в интернете, мы можем посмотреть вместе, вы ведь филолог, помогите нам разобраться.

– Я не намерена разговаривать в таком тоне, – вздохнула Миллер.

– Я с вами нормально разговариваю. Это вы отказываетесь отвечать, – немного более настойчиво, чем, возможно, следовало, проговорила девушка. Впрочем, понять ее можно: как только Миллер догадалась, что вопросы девушке присылают со стороны, она стала откровенно саботировать.

– Хамство! – сказала Ада Львовна, и аудитория шоу неодобрительно загудела.

– С чьей же стороны? – воскликнула девушка, но ведущий, сообразивший, что перебранку, потерявшую уже всякий допустимый вид, пора прекращать, просил передать микрофон следующему человеку и сам что-то комментировал. Расслышать его, впрочем, было сложно, так как журналистка не спешила возвращать микрофон, а люди вокруг нее тоже старались крикнуть собственные замечания. Шоу превращалось в свалку.

– Все ясно, – почти шепотом проговорила Миллер, подобрала длинный красный подол и, легко спрыгнув с высокого стула, пошла в сторону выхода со сцены.

Моментально запустили рекламный ролик, а к профессору филологии подбежала работница студии.

– Ада Львовна, куда вы? – закудахтала девушка, пытаясь развернуть гостью. – Сейчас две минуты реклама и еще четыре минуты эфир.

Миллер что-то ответила, не поворачивая головы, но микрофон ее уже на всякий случай отключили.

– О, беседа приняла неожиданный поворот, – пробормотала Виктория и вышла из темноты, оказавшись на одном из лучей-подиумов прямо напротив Ады Львовны. Теперь их разделял только круг сцены.

– Ада Львовна, может быть, вы предпочитаете говорить со мной? – задорно крикнула Вика.

Взгляды всех зрителей в студии обратились к ней.

– Что вам нужно, Виктория? Опять ищете скандала? – усмехнулась Миллер.

– Зачем мне его искать? Вы уже обеспечили мне скандальную славу надолго. Благодаря вам я теперь главная мошенница в городе и нечистый на руку эксперт.

– Оставьте вашу базарную манеру, Виктория, – почти шепотом сказала Миллер, но микрофон чудесным образом вновь оказался включен, и мы все услышали. Проворная помощница тут же прицепила микрофон к водолазке Виктории. Вика прошла к кругу посреди сцены, и все камеры студии развернули свои любопытные глаза туда, где друг напротив друга, словно две разгневанные тигрицы, застыли уважаемые эксперты.

– Кто-нибудь, снимите микрофон! – потребовала Ада Львовна, пытаясь прорваться к выходу, но сзади ей перегородил путь карандашный ведущий, который ждал от этого вечера как минимум общегородской сенсации, а может быть, и чего-то покрупнее.

– Прошу вас, вернитесь на ваше место, – с преувеличенной вежливостью попросила Вика. – Мы ведь не договорили.

Рекламный ролик закончился.

– Итак, во время перерыва к нам в студию приехал еще один гость – филолог, кандидат наук, эксперт Виктория Александровна Берсеньева, – воскликнул ведущий, подскочив к Вике на своих тощих ножках с пластикой складного метра. – Скажите, Виктория Александровна, почему вы взялись защищать администрацию завода?

Под мигающей надписью прямого эфира Миллер и Вика прошли к креслам, улыбаясь друг другу вполне сносно.

– Я полагаю, что материалы профсоюзной газеты «Рабочая сила» смело можно назвать экстремистскими, – с ходу заявила Виктория.

– Что вы говорите! – воскликнул острый ведущий и от нервного возбуждения даже похлопал себя локтями по бокам.

– Как все знают, есть религиозный экстремизм, мы много о нем слышим. Но кроме того есть еще и социальный экстремизм. Разжигание классовой вражды. Кажется, что это давно забытый термин, однако газета «Рабочая сила» создает из администрации образ классового врага.