Татьяна Шахматова - Удар отточенным пером

– Говорил, – был вынужден признаться я.

Впрочем, думаю, Вика и без того догадалась, какое поручение дал мне Борис.

– Ну вот. Значит, Борис так просто не успокоится. Он будет присылать повестки. И вызовы эти будут чудесным образом совпадать то с ученым советом, то с заседанием кафедры, то с открытым занятием. Наша Примадонна только таскать эти бумажки по универу замучается. Я уж не говорю обо всем остальном. Так что, поверь мне, ничто не угрожает твоей учебе. А если и начнет угрожать – ну ты сам знаешь, в деле профсоюза лежит экспертиза Миллер. Срок давности – пять лет. Так что ближайшие пять лет она точно будет милее медвежонка Тедди. Переводись обратно на филфак! Ну и вообще, ты же видишь, что кто-то должен быть рядом. Иначе я и помереть могу, – капризно закончила Вика.

Мне стало смешно. Если бы нужно было сказать что-то эдакое финальное, я бы сказал, что помимо самой удивительной истории о том, как нас на каждом шагу выдают слова, эта история еще и об учителях и учениках. Очень причудливо и очень по-разному складываются эти отношения. С такими учителями, как Миллер, лучше не расслабляться, это учителя, которые преподают в условиях реального боя. Стоило Юле поверить своей бывшей патронессе, и все – пошла в расход. Виктория же обошлась со своим учителем ровно так, как того требовала сама Миллер: топор войны принудительно закопан.

Моей Виктории, как выяснилось, тоже нужен ученик, но пока на эту роль не много желающих. Слишком уж сложный организм у товарища эксперта, во всех смыслах этого слова. Кстати, как в ее кусок пиццы попала рыба, до сих пор загадка. В самом заведении нас заверяли, что это случайность, по частотности сопоставимая разве что с тройными затмениями на Юпитере. В конце концов, чтобы замять дело, обещали казнить повара. То есть нам открыли вечный дисконт в семьдесят процентов за счет этого самого повара, что в нашей ситуации оказалось очень своевременно.

Даже Жильцов меня кое-чему научил… Впрочем, никто не говорил, что заключение о роли всех этих людей в моей жизни непременно нужно писать именно здесь. Так что я завершаю. Ясно было одно: пора заканчивать с жизнью на два фронта между словом и делом, медициной и филологией. Наука, как и женщина, ревнива и не терпит любовниц.

Конечно, можно было оставить повествование без эпилога, но зритель и читатель обычно расстраиваются, когда нет позитивного финала или хотя бы понятного завершения линий всех персонажей. Толстого я читал и повторять подвига не собираюсь, впрочем, даже этот коротенький эпиложек читать совершенно не обязательно – главная интрига уже завершилась и остались только, как говорит моя мама, кремовые завитушки.

Итак, мы с Викой шли между цветными крикливыми рядами новогодней ярмарки. Чуть ли не впервые в жизни Вика была без каблуков. Лангетку она все еще носила, но по прошествии трех недель уже резво бегала с палочкой, по-домашнему маленькая.

На подобных тематических ярмарках много бесполезного, странного, удивительного и смешного, как будто люди притаранили сюда то, чему долгие годы не могли найти применения и в последнем рывке перед походом на свалку отчаянно пытаются сбагрить хоть что-то. Виктория почему-то считала, что именно здесь лучше всего подбирать подарки.

Чудо-порошки от глазной катаракты, камешек-потирушка от юношеских угрей, перечная грелка для затылка, улучшающая кровообращение, восстановитель давления магнитный, сувенирные пряники, свитера из шерсти яков, стеклянные кошки и деревянные слоны, музыкальные коробки для чая и кофе, набор инструментов «Я мужик» и еще сотни и тысячи предметов, назначения которых я не мог даже вообразить.

Вика напоминала собаку-ищейку на задании. «Сама себе не купит», – приговаривала она, упаковывая сумку со сложной кожаной аппликацией и огромный махровый халат. Это моей маме и моей бабушке, которая по совместительству Викина мама. За годы жизни в семье амазонок я уже кое-что понимаю в том, что они ценят больше всего, и делаю заметку купить еще льняных каш и прочей здоровой пищи – будет подарок от меня.

Ярмарка – праздник языка. Вдруг в воздухе материализуется доселе неслыханное слово «урбеч».

– Паста из орехов или семечек, вроде «Нутеллы», но намного полезнее, – поясняет продавец.

Мы сгребаем несколько банок урбеча – из подсолнечных семечек, мака и кунжута.

Пока я расплачиваюсь, Вика уже рассматривает казацкую нагайку за соседним прилавком. Кому нужна в современном городе нагайка?

– Борису на дачу. – Вика сосредоточенно проверяет кожаное плетение.

– Зачем?

– Мышей бить.

– Может, лучше отраву?

– Нет, отрава не то. Он же охотится на них, получает удовольствие, а мы ему отраву… Вообще-то Борька мышей шкафами ловит. Но мне кажется, нагайку он тоже оценит.

Я пытаюсь совместить эти составляющие: «шкаф», «мыши», «ловить шкафом мышей», и мне видится эдакий русский богатырь Добрынюшка, раскатывающий мебелью мелких грызунов в тоненькие плоские лоскуточки. Нагайку нам упаковали в красивую коробку с узорным казацким орнаментом красным по белому.

За следующим прилавком Виктория прилипла к магическому шару, внутри которого начинали бегать цветные змейки и бить маленькие молнии, как только его включали в розетку. Такой шар, кажется, подошел бы участникам битвы экстрасенсов, однако Виктория просила завернуть.

– Селиверстову. – Она загадочно улыбнулась. – Потому что волшебник, маг и кудесник. Борис навел справки, – пояснила она, смеясь. – И выяснил, что этот жулик умудрился переоформить все дочки ЗАО «Русского минерала», которые тоже занимались левым сбытом, только не из бракованного сырья, а из нормального. Другими словами, фактически собственника накалывал. Причем сделал он это за два дня до того, как все раскрылось.

Вот уж действительно талант! Есть чем гордиться. Теперь понятно, откуда чемодан денег для Игоря Курчатова. Вообще Селиверстов с его живым умом, меняющийся, словно хамелеон, вызывал у Вики симпатию, а у меня – чувство беспокойства. Мне было неуютно рядом с его дорогими костюмами и дорогими привычками. Селиверстов, конечно, не был монстром, пожирающим человечину. «Рабочая сила», мягко говоря, слегка демонизировала юриста. В ходе допросов членов профсоюза выяснилось, что Катерина действительно упустила своих детей, примкнув к шайке Жильцова. Митрич отсудил себе досрочную пенсию по вредности, но ситуация и вправду была спорной, так как погрузчик Митрича работал не на заводской территории, а на складах готовой продукции, которые имели к химпроизводству весьма опосредованное отношение. Все вроде было правильно, но я не мог отделаться от чувства, что Селиверстов – словно опасный скорпион, в любой момент может ужалить и правого и виноватого. Но у кого не возникает такого ощущения при общении с очень хорошими юристами?