Татьяна Шахматова - Иностранный русский

Павел Хейфиц ответил на это сообщение тучей смайликов и приписал: «Это смотря какие враги».

Karolina: «Не важно какие, хоть сам преподобный Амвросий или благородный граф де Ля Фер. Все равно распустят грязные сплетни. Поэтому надо возвыситься самому и смотреть сверху».

Каролина шутила: во всяком случае, это ее сообщение тоже было сдобрено не менее чем дюжиной смеющихся до слез смайликов.

Хейфиц: «А китайцы говорят, что надо просто сидеть на берегу реки и ждать, когда труп твоего врага мимо проплывет».

Karolina: «Ой, это слишком долго. Может быть, убить врага и спустить по реке собственноручно? А потом можно и зрелищем насладиться. Ха-ха».

Кроме этих записок я обнаружил, что Павел и Каролина перекидывались приколами и различными статьями по темам их работы. Обсуждали вопросы вузовского преподавания. Судя по записям, Каролина удалила свой Фейсбук год или около того назад, забыв, правда, о том, что если что-то когда-то попадает в Интернет, то удалить это с концами практически невозможно.

Переписка с Мертвого моря почему-то заинтересовала меня больше всего.

Конечно, сделать качественный и достоверный анализ психологических особенностей личности по столь коротким отрывкам коммуникации невозможно, однако кое-что в этих шуточных строчках все-таки бросалось в глаза и не давало мне покоя.

Я открыл национальный корпус русского языка и задал поиск на словосочетание «грязные сплетни».

«Это чудовищно, на что вы намекаете, князь, – вспыхнула Лизонька. – Грязные сплетни, вельможно рокотал генерал. – Вы повторяете неприличную клевету, князь, и мне, право, странно слышать от вас этот пасквиль на всеми уважаемую даму»

(Б. Васильев. «Были и небыли»).

«Ходили глухие слухи о готовящемся дворцовом перевороте, который связывали с именем великого князя Николая Николаевича, пускались грязные сплетнио царской семье».

(Г. М. Семёнов о себе).

Другие цитаты из национального корпуса тоже были либо из исторических романов, либо это оказались стилизации под высокую пафосную речь людей или персонажей из прошлого.

Примерно тот же стилистический диапазон имело и слово «возвыситься».

Я прекрасно представлял себе, как говорит Каролина – это была нормальная, современная речь молодой женщины высокого уровня языковой компетенции. «Грязные сплетни», которые еще и «распускали» враги, над которыми надо «возвыситься», диссонировали с речью Каролины нехарактерным уровнем пафоса.

Кстати, о врагах. Тоже интересный момент. Понятно, что у молодой заведующей куча завистников, соперников, недоброжелателей… Но враги – это тоже что-то из литературы жанра мелодрамы.

С чего бы такая склонность к драматизации? У меня не было ответа.

После моих ночных изысканий я явился только к середине первой пары. К моему удивлению, студенты мирно сидели на своих местах, тетради их были открыты, гудел проектор, на экране были выведены таблицы падежей с прошлого занятия, которые ребята старательно переписывали в свои тетради.

– Здравия желаем, товарищ преподаватель, – бодро отрапортовали парни при моем появлении.

На месте были все, кроме Ахмадшаха.

– Доброе утро, – сказал я виновато. – Извините, я задержался.

– Нет проблема, Саша-джан, – поднял глаза Мохаммад. – Мы все видели, что вы пришли давно, восемь тридцать, только на минутка вышли.

Вот это да! Мои орлы меня выгородили: дело в том, что майор Мачихо имел привычку проверять классы каждое утро, и студенты фактически соврали ради меня.

– А где Ахмадшах? – спросил я.

– Ахмадшах пошел в кабинет майора Мачихо, писать записка, что вы точно здесь.

Глядя в их преданные глаза, я вдруг испытал огромную радость.

– Спасибо, – пробормотал я. – Тогда можно, я дам вам еще одно письменное задание сейчас?

– Конечно, вы преподаватель, – смиренно сказали они и посмотрели на меня с какой-то доселе несвойственной нашим отношениям теплотой.

Оставив класс, я вернулся на кафедру. Сейчас там точно не могло быть посторонних, а преподаватели не вернутся раньше чем через сорок минут.

У меня возникла идея – раз у Каролины не так давно был Фейсбук, в ее почте могли остаться оповещения. Мне хотелось посмотреть список ее контактов и узнать то, что она обсуждала с Хейфецем в личной переписке, а не в публичной беседе. Вполне возможно, что она напрямую говорила, кто те самые враги, которых она так боится.

Надежда у меня была шальная, но, как известно, именно на таких случайностях и раскрываются многие тайны. У Каролины на кафедре имеется персональный рабочий компьютер, и, как я заметил еще вчера, его почему-то не изъяли.

Это казалось слишком простым и очевидным ходом: иногда мы все забываем заблокировать консоль, поэтому, чтобы войти в нашу почту, достаточно просто ее открыть. Все предметы на кафедре находились на своих прежних местах, все было как обычно, компьютер заведующей стоял на столе. Ну, если нет, так нет. За спрос денег не берут. Однако на сей раз я промахнулся. И это была моя вторая крупная ошибка. Человек, который не доверял свой телефон постороннему, конечно же, имел привычку, уходя с кафедры, блокировать компьютер. Каролина слишком осторожна для такого дешевого промаха.

Я уже собирался возвращаться в класс, когда дверь открылась и на пороге появился уже знакомый мне следователь Садыков.

– Александр, если я не ошибаюсь, – вместо приветствия проговорил парень и просиял хищной, не предвещающей мне ничего хорошего улыбкой. – Нет-нет, сидите-сидите, – подчеркнуто вежливо сказал он и подсел ко мне справа. Я приготовился к тому, что от него пахнет кошачьей мочой, но это оказался лишь стереотип.

– А что вы делаете за чужим компьютером, Александр Сергеевич?

Я молчал. Глупее палева не придумаешь.

– Вам Каролина Сергеевна разрешала пользоваться своим рабочим ноутбуком?

– Да-а-а, – зачем-то проблеял кто-то моим голосом, а я почему-то не решился опротестовать эту неумную ложь.

– И пароль вам, наверное, дала? – продолжал издеваться следователь.

На этом вопросе я захлопнулся окончательно, потому что понял, что любые объяснения, особенно правдивые, лишь усилят подозрения.

– Компьютер мы забираем, ну а вы сейчас проедете с нами. – Следователь нежно подтолкнул меня в спину, чтобы у меня не осталось больше никаких сомнений: я ехал в отделение.

Счет времени был давно потерян.

Я думал о том, что ничего по-настоящему плохого произойти просто-напросто не может. Я был чист, и следствие должно было во всем разобраться.

Мой арест противоречил не только здравому смыслу, но и всем канонам мирового детектива. Одна из главных детективных заповедей гласит, что преступником должен быть кто-то, упомянутый в начале романа, но им не должен оказаться человек, за ходом мыслей которого читателю было позволено следить. Соответственно, автор и рассказчик точно исключаются. Конечно, эту схему не раз нарушали. К примеру, Агата Кристи или Антон Чехов в своей «Драме на охоте». Критики ругали их, потом принимали. Однако детектив, где рассказчик является убийцей, так и не стал каноническим по той причине, что рассказчик должен либо терять память, либо откровенно врать. В моем случае ни того ни другого.