Шарль Эксбрайя - Раны и шишки. Любовь и лейкопластырь. Порридж и полента. Оле!.. Тореро! Пой, Изабель!

— Как дела, дон Эстебан?

— Подождем до вечера, и тогда я вам скажу. Вы видели быков?

— Да, отличные животные. Ваши — те, серые?

— Да.

— Нелегкий противник. Посмотрим, чего стоит дон Луис.

— Вы приехали из Мадрида специально?

— Да, а разве я вам не обещал? Кстати, несмотря на молчание прессы, я слышал, что дон Луис произвел отличное впечатление во Франции.

— Признаюсь, я даже не надеялся на такое блестящее возвращение.

— Рад за вас, дон Эстебан. Могу ли я остаться рядом с вами во время выступления?

— Это будет для меня честью, дон Фелипе.

Он отошел в сторону своей танцующей походкой, поблагодарив меня с изысканностью, на которую способны только кастильцы [100] Жители Кастильи — центрального района Испании и ее столицы. , конечно, когда этого захотят. Но за этой вежливостью чувствовалась какая-то напряженность. Из-за чего?… Что беспокоило сеньора Марвина?

В пустынном зале гостиничного ресторана Луис и его люди сидели за далеко не обильным, как принято в дни корриды, столом. Вдруг на улице послышались голоса мальчишек, продававших газеты. Мне показалось крайне необычным, чтобы газеты продавались в воскресенье в такое время. Мальчишки что-то выкрикивали, но мне не удавалось разобрать слова, которыми они хотели привлечь покупателей. Единственное, что я отчетливо услышал, было слово квадрилья. Я вышел наружу и, подозвав одного из них, купил газету, как оказалось посвященную корриде в Пампелуне. Над восьмью колонками жирным шрифтом было набрано заглавие: «Ла квадрилья де лос фантасмас» [101] Команда привидений ( исп. ). . Я сразу же понял, что речь шла о нас. То, что я прочитал было отвратительно. Какой-то аноним, совершенно позабыв написать об успехе Луиса во Франции, выступал против «старой кокетки-матадора, желающего вновь вкусить славы». Моего друга, исказив его элегантное прозвище, он называл «Очковтирателем из Валенсии». Он подробно разбирал прежнюю манеру выступлений Вальдереса, и это напоминало поток грязи, лжи и клеветы, в котором изредка проскакивали справедливые замечания и верные наблюдения. Из-за привычки Луиса к тому, чтобы за ним ухаживали, и из-за некоторой склонности к полноте, журналист, естественно в завуалированных терминах, чтобы избежать процесса, — сочинил несколько измышлений о нравах тореро. Вслед за Луисом этот жулик взялся за Гарсиа, Ламорилльйо и Алохью, определив их, как старье, могущее только волочить ноги по песку арены. Он напоминал, что эти трое тореро очень давно не выступали, и что их участие в команде Луиса Вальдереса красноречиво доказывает, что матадор из Валенсии не нашел никого более достойного, чтобы помогать ему. Выступление Луиса было названо «просьбой о милостыне, а не спортом». В завершение, негодяй призывал публику встретить «квадрилью призраков» так, чтобы навсегда избавить испанские арены от проходимцев, наносящих ущерб национальному искусству корриды.

Дрожа от гнева, я подумал, что убил бы на месте типа, состряпавшего эту статью. Скомкав газету, я швырнул ее в желоб для собак [102] В Западной Европе вдоль тротуаров предусмотрены желоба со стоком в канализацию, куда должны ходить домашние животные. и дал себе обещание не спускать с Луиса глаз, чтобы ему не попалась в руки эта мерзость. В этот момент ко мне подошел дон Амадео, возвращавшийся с арены. Он держал в руке газету и был заметно взволнован.

— Вы читали это, дон Эстебан?

— Да.

Он сжал кулаки:

— Знать бы имя того, кто состряпал эту статейку! Негодяй здорово перегнул палку, и я готов заплатить не одну тысячу песет, чтобы добраться до этой свиньи!

— Во всяком случае, дон Амадео, нашим об этом не нужно знать. Уберите эту дрянь, а я постараюсь сделать все, чтобы Луис и остальные ни о чем не догадались.

— Естественно. Все билеты проданы, значит, что касается финансовой стороны, то их выходка провалилась. Конечно, публика будет подогрета этой статьей, и если, к несчастью, дон Луис не будет достаточно хорош…

— Об этом можете не беспокоиться.

Он долго смотрел на меня, а затем протянул руку:

— Без вас, дон Эстебан, это наверняка стало бы катастрофой. До свидания.

Я не помню, что отвечал на вопросы Луиса и его спутников о новостях, но все же мне как-то удалось обратить все их мысли на корриду.

— Это уже не тренировка, амигос [103] Друзья. . Сегодня начинаются серьезные вещи. Не будем строить иллюзий. С этими быками будет посложней, но, к счастью, они тоже бесхитростны и позволят показать все ваше умение, в котором я полностью уверен. Мы должны одержать безоговорочную победу, если вы хотите зарабатывать столько, сколько заслуживаете. Уверен, что вам будут аплодировать.

Я поднялся в комнату Луиса, чтобы помочь ему одеться. На лестнице я догнал Консепсьон, которая возвращалась после прогулки по Пампелуне. У меня было скверное настроение, и я не преминул упрекнуть ее:

— Думал, что ты пообедаешь с нами… Ты ведь знаешь, как Луис нуждается в поддержке перед выступлением?

— Мне не хочется есть в такое время… Я ведь не тореро, как он. К тому же, не вижу необходимости в двух няньках.

Она показала газету:

— Ты читал?

— Это ужасно!

— Но в чем-то и справедливо.

Я едва не задохнулся:

— Как ты смеешь?…

— А разве это неправда, Эстебан? Похоже, что автор этой статьи хорошо знает Луиса, почти так же хорошо, как ты…

Я услышал, как Луис стал подниматься по лестнице.

— У меня сейчас нет времени говорить об этом. Спрячь эту гадость, чтобы он ничего не знал, по крайней мере, до конца корриды!..

Она посмотрела на меня с нескрываемой враждебностью и скрылась в своей комнате.

Я зашнуровал брюки на Луисе, когда вдруг в памяти всплыли слова Консепсьон об этой статье. Я понял, что в авторстве она подозревала меня и пришел в такое волнение, что даже мой друг это заметил:

— Что с тобой, Эстебан?

— Ничего. Я старею, Луис, и уже не могу справляться с эмоциями.

Он рассмеялся.

— Я постараюсь поднять твое настроение?

Оставив квадрилью за молитвой в часовне, я направился к своему привычному месту за баррера. Марвин уже ждал меня.

— Дон Эстебан! Каково ваше мнение: что значит эта атака на дона Луиса?

— Я ничего не понимаю, и это выводит меня из себя!

Он задумался.

— Странно все же. На своей памяти не припомню такого скандала перед выступлением. Это переходит обычные рамки критики. Автор настолько ненавидит вашего друга, что готов на все, чтобы его погубить.

— Но сейчас он опоздал! Посмотрите, сколько народа!

Дон Фелипе кивнул.

— Я думаю, дон Эстебан, этот пасквиль специально напечатали перед самым выступлением. Им наплевать на ваш финансовый успех. Они хотят ошарашить дона Луиса, чтобы лишить его хоть части способностей.