Алан Брэдли - В могиле не опасен суд молвы [litres]

И, если подумать, с любовью обычно рука об руку идут ревность, жадность и месть.

Quod erat demonstrandum [28], как сказал Архимед. Правда, он говорил это по-гречески.

Мистер Клемм потерял дар речи.

– Откуда ты знаешь?

– Женская интуиция, – ответила я.

Конечно, это наглая ложь. Женская интуиция – такая же чушь, как и женская логика.

Я воззрилась на него знаменитыми голубыми глазами де Люсов.

Внезапно он рассмеялся.

– Что ж, это была любовь. Вы очень убедительны, мисс…

– Де Люс, – сказала я. – Флавия.

Он сдался подозрительно легко. Надо быть осторожной. Я продолжала сверлить его взглядом.

– Джордж был понимающим человеком. Он сказал мне, что я должен не проклинать себя, а избрать верный путь.

– Наверняка это все всплыло на суде? – выпалила я. Не смогла сдержаться.

– Да, в какой-то мере, – ответил мистер Клемм. – Однако коронером был человек из муниципалитета отсюда, из Святой Милдред. И он, конечно, не хотел подливать масла в огонь.

– Почему вы все это мне рассказываете? – внезапно меня охватила подозрительность.

– Ах, – выдохнул мистер Клемм. – Нас учат исповедоваться, признаваться в многочисленных грехах и плохих поступках, и что может быть лучше, чем излить душу невинному ребенку вроде тебя?

Я едва не фыркнула, но вместо этого одарила его улыбкой со словами:

– Продолжайте.

– Извините, никаких имен и подробностей, – он подмигнул. – Прощение не требует грязных деталей.

Я была в шоке. Как он может держать в тайне самое интересное? Это нечестно!

– Понимаю, – соврала я, поддерживая игру, и подумала: «Всему свое время».

– Давайте я покажу вам церковь, – предложил он. – Пройдемся и поговорим. Честно говоря, я нахожу атмосферу конкретно этой скамьи удручающей.

Я испытала облегчение, только сейчас в полной мере осознав, как мне было некомфортно, оттого что крупный священник заблокировал единственный выход.

И да, если мне нужна информация, придется поговорить с ним. Время бежит, а я еще так много не знаю.

– Этот камень, – указала я. – Он кажется довольно новым. Выделяется на фоне старой церкви. Интересно, кто здесь похоронен?

– Бывший пастор, – отходя от скамьи, ответил мистер Клемм.

– Дж. Л. О. У., – прочитала я буквы на камне. – Джордж Л. О. Уайтбред.

Повисло молчание, продлившееся, казалось, несколько веков, и потом мистер Клемм заговорил:

– Джордж Ланселот Орландо Уайтбред. Я очень честен с вами, мисс де Люс. Надеюсь, вы меня не подведете.

Он продолжает рассчитывать на тайну исповеди?

– Но его же повесили! – удивилась я. – Как его могли похоронить в церкви?

Мистер Клемм одарил меня настолько жалостливым взглядом, что я почти простила ему порезы бритвой и потрепанный воротничок.

– Тщеславие, – сказал он. – Ошибки. Но, как сказал нам пророк Иеремия, «это совершенная пустота, дело заблуждения; во время посещения их они исчезнут».

Как будто эти слова все объясняют.

К кому они относятся? Кто погибнет? Те, кто ошибался? Или их жертвы?

– Значит, трех Граций убил не каноник Уайтбред?

Это был чуть ли не самый откровенный вопрос в моей жизни.

Мистер Клемм уставился на меня с таким видом, будто разрывался между двумя ответами, и потом сказал:

– Пойдемте. Покажу вам кое-что.

И без дальнейших слов он развернулся и быстро зашагал прочь. Я поспешила за ним.

У выхода из церкви он резко свернул направо и исчез в узком проходе.

– Осторожно голову, – его голос эхом отразился от стен.

Хотя на улице было жарко, ведущая наверх лестница пахла сыростью и плесенью, как будто сюда стекались запахи с кладбища.

Я поставила ногу на нижнюю ступеньку и начала взбираться вверх и кругами. Поскольку древние церкви также выполняли функции оборонительных сооружений, башни строились так, чтобы их можно было защищать. Винтовая лестница с высокими ступенями делала затруднительным подъем нападавших и одновременно давала защитникам возможность отбиваться, поскольку у них было преимущество роста и свободная рука с мечом.

Это зрелище заставило меня вспомнить ошибочное убеждение, будто в северном полушарии вода стекает в трубу против часовой стрелки, а в южном – по часовой. Потом я подумала о змеях, обвивающихся вокруг палки, – символе медицины. Доггер сказал мне, что это называется жезл Асклепия. Поднимаясь по лестнице, я лениво думала: «Что если в южном полушарии змеи и правда обвиваются вокруг деревьев по часовой стрелке, а в северном – против?»

– Ты идешь? – откуда-то сверху донесся голос мистера Клемма. В нем слышалось нетерпение.

– Да, – крикнула я в ответ, размышляя, что же он хочет мне показать.

Когда я достигла верха лестницы и вышла на плоскую крышу, мистера Клемма нигде не было видно.

В самом центре крыши находилась полуразрушенная деревянная постройка, закрывающая половину горизонта.

Я перегнулась через крошащийся парапет.

Справа от меня текла медленная безмолвная река, ленивой змеей скользя среди полей. Ее берега, заросшие сочной травой и окаймленные ивами, напоминали экзотическое зеленое боа из перьев, небрежно отброшенное стареющей звездой мюзик-холла.

Я вспомнила Поппи Мандрил.

Отсюда вид был примерно таким, как на аэрофотографиях Хоба Найнтигейла.

Меня словно током стукнуло. Фотография!

Когда Хоб на дереве отдал мне снимок, я сунула его в карман, а потом со всеми треволнениями совершенно о нем забыла.

Я его не выронила?

Я осторожно забралась пальцами в карман. Вот он! Нащупала жесткие края и гладкую поверхность фотобумаги.

«Осторожно, Флавия, – подумала я. – Ты же не хочешь уронить ее во двор».

Фотографии это не повредит, но я не хочу, чтобы о ее существовании узнал кто-то еще.

– Ты идешь? – снова позвал меня мистер Клемм. – Я за башней.

Я вспомнила, что противоположная часть башни выходит на другой изгиб реки, поля и лес в отдалении. И нависает прямо над свинцовыми черепицами, покрывающими крышу в основной части церкви: неф, трансепт и алтарь.

– Сейчас… только дух переведу… – крикнула в ответ я, пытаясь изобразить пыхтение умирающей от жажды собаки посреди пустыни.

Мне надо кое-что сделать, и сделать это сейчас. В присутствии мистера Клемма, дышащего мне в спину, я не смогу сравнить снимок Хоба и вид с башни.

Когда я поставила локти на парапет, от него откололся кусок норманнского кирпича и полетел прямо вниз.

Я хотела было крикнуть: «Осторожно там, внизу!» – но передумала. Если судьба решила покарать кого-то, заслуживающего наказания, кто я такая, чтобы ей мешать?

Кроме того, надо сохранять тишину, пока я изучаю фотографию.

Как нас учили в гильдии девочек-скаутов, я поворачивала снимок, пока изображение не выровнялось с окружающим пейзажем.