Мэри Кубика - Не плачь

– Красивая сумочка, – говорит она. – Такие красивые вещи не выбрасывают! Я решила, что сумка попала в помойку по ошибке. – Она добавляет, что живо представила, как волнуется моя соседка, узнав о пропаже: – Я бы точно забеспокоилась, если моя сумка потерялась.

– Очень любезно с вашей стороны, – говорю я, нисколько не кривя душой. Незнакомка в самом деле очень любезна – разумеется, если у нее нет какого-то скрытого мотива. Сейчас я уже ни в чем не уверена. Я слишком устала и издергалась. У меня раскалывается голова и дрожат руки. Если в голове появятся новые вопросы, она может просто лопнуть.

Как сумка Эстер очутилась в мусорном контейнере?

– В каком контейнере вы ее нашли? – спрашиваю я.

– Вон там. – Незнакомка неопределенно машет рукой в сторону Кларк-стрит.

– Вы нашли ее сегодня, сейчас? Несколько минут назад?

Она качает головой и вздыхает:

– Нет, пару дней назад… У меня выдалась трудная неделя. По-настоящему трудная. – Как будто ее слова способны объяснить, почему она решила вернуть сумку только через день или два. – Я живу неподалеку, – продолжает она. – Вот и зашла по пути… – Под конец она говорит, что Джейн… Джейн! – нужно быть внимательнее, тем более если она носит в сумке столько денег!

До меня кое-что доходит: во-первых, эта дама рылась в сумке Эстер, и, во-вторых, там лежит крупная сумма – полторы тысячи долларов.

Эстер сняла деньги в банкомате, но не воспользовалась ими. Она не нанимала убийцу, чтобы тот меня прикончил. Она не отправилась в отпуск в Доминикану и не пьет сейчас клубничные «Дайкири».

Где же Эстер?

– Как вы узнали, где мы живем? – вдруг спрашиваю я.

Мы стоим на крыльце, вздрагивая от осеннего холода.

– Адрес есть на водительских правах… Не думайте, будто я сую нос в чужие дела! – Голос у нее и извиняющийся, и обиженный. Конечно, она рылась в сумке, значит, сунула нос в чужие дела. – Я просто хотела вернуть сумку. Вы передадите ее своей соседке… Джейн?

– Да, конечно, – киваю я. Еще раз благодарю незнакомку, мы прощаемся, я вхожу в подъезд и мягко прикрываю за собой дверь.

В нашей квартире никого нет, но в ней пахнет Эстер: ее готовкой, ее дезодорантом с ароматом пиона. На меня накатывает ностальгия.

Медленно подхожу к ее двери и, едва переступив порог, вижу, что ее рыбка плавает брюшком кверху. Подхожу к аквариуму, выключаю свет, чтобы не смотреть на бедную мертвую рыбку на розовых камнях. Из-за шипения фильтра мне кажется, что она дышит, хотя я уверена, что нет. Она побелела – признак гниения. Я стучу по стенке аквариума, но рыбка не шевелится. Она умерла. Рыбка Эстер умерла. Давно ли?

Одними губами произношу: «Прости, рыбка». Сама не знаю, что я сделала, но не сомневаюсь, что снова поступила неправильно.

В третий раз обыскиваю квартиру, идя по собственным следам. Я в полном отчаянии.

Здесь должно быть что-нибудь еще, что я упустила.

Снова роюсь в ящиках стола и комода; заглядываю в ее шкаф. Наугад перебираю вещи и швыряю их на пол, не думая о беспорядке. Я мну ее бумаги; вынимаю ящики из письменного стола, ищу фальшивое днище. Я тяжело дышу, я усердно тружусь.

Ничего.

В комнате Эстер моими стараниями полный кавардак. От злости я швыряю на пол стаканчик с карандашами. Роюсь в стопке учебников и один за другим кидаю их на пол. Они падают с громким стуком. Миссис Бадни, наверное, сейчас начнет стучать в потолок шваброй, но мне плевать.

Звонит мой мобильник – я уверена, что это Бен. Наконец-то он ответил! Но я не могу остановиться. Я должна найти Эстер. Добравшись до нижнего учебника в стопке, я наступаю грязными туфлями на голубое с оранжевым одеяло Эстер. На ткани остаются темные следы. Живо вспоминаю, как в тот день Эстер говорила: «Сушеный укроп стоит здесь… А арахисовая мука – здесь».

Ей не понравится, что я сотворила с ее комнатой и ее вещами. Очень не понравится.

– Здесь ничего нет, – говорю я сама себе, вскинув руки вверх. Признаю свое поражение.

С двойным рвением обыскиваю гостиную и кухню. Выдвигаю все ящики, отодвигаю все, что можно отодвинуть, снимаю картины, отгибаю угол ковра. Просовываю руку за диванные подушки; обстукиваю стены, надеясь найти тайник. Заглядываю даже в вентиляционное отверстие – в нем можно что-нибудь спрятать. Но не нахожу ничего, кроме пыли и грязи.

В голову приходит неожиданная мысль, и я оживаю. Одно место я еще не обыскивала. Влезаю на столешницу и осматриваю верх кухонных шкафчиков, заглядываю в узкие щели между ними. Последняя попытка найти хоть какой-то след, любую зацепку. Хоть что-нибудь. Я оставляю грязные следы на столешнице, но мне плевать. На шкафчиках тоже ничего нет.

И вдруг, еще стоя на столешнице, я кое-что замечаю. Во время обыска я совершенно выбилась из сил, вспотела, раскраснелась. Я закатываю рукава свитера до локтей и вдруг замечаю на полу у двери что-то синее. Сумку Эстер! Она лежит там, где я ее бросила.

Спрыгиваю со столешницы и, не обращая внимания на боль в коленях, хватаю сумку. Как же я про нее забыла?! Переворачиваю, трясу, высыпаю содержимое на пол. Саму сумку откладываю в сторону после того, как расстегиваю и застегиваю все карманы, ощупываю подкладку, ища потайное отделение. В одном карманчике нахожу пластинку жвачки.

На полу валяются: швейный набор, повязка на голову, зеркальце, три тампона, мятные леденцы, синий бумажник Эстер – в тон сумке – пачка бумажных носовых платков, книга, ключи. Ключ от входной двери, ключ от двери квартиры, ключ от навесного замка в ее складском боксе.

И сложенное втрое письмо, напечатанное на машинке. Еще одно!

Оно адресовано человеку, которого автор называет «Любовь моя», и подписано: «С любовью, Э. В. ».

Я прибегаю в библиотеку незадолго до открытия. Топчусь на крыльце за белыми колоннами; жду, когда библиотекарь отопрет дверь. Она не спеша вставляет ключ в замок и смотрит на часы, чтобы убедиться, что уже девять. Библиотека открывается в девять часов и ни секундой раньше. Наконец она впускает меня, и я спешу в зал, вдыхая резкий запах ее лака для волос.

– Ты сегодня первый, – говорит она, как будто и так не ясно то, что я здесь первый. Первый и единственный. «Угу», – бормочу я в ответ и спешу дальше, к компьютерному терминалу. Жаль, что мне не пришло в голову заранее зарезервировать компьютер. Хотя других посетителей сейчас нет, библиотекарь смотрит на меня с подозрением и внимательно читает мою абонементную карточку. Потом она наставительно замечает: «Правила есть правила». А я уже нарушил одно из двадцати семи «Правил пользования библиотечными компьютерными терминалами». Она неодобрительно смотрит на меня и медленно отходит. Кроме нас, утром в библиотеке только другие библиотекари, две пожилые женщины, которые раскладывают по полкам возвращенные книги. Они стоят по другую сторону стеллажей и аккуратно расставляют книги в алфавитном порядке. А потом придут посетители и снова их перемешают. Наверное, от такой безалаберности библиотекари с ума сходят.