Инна Балтийская - Маска красной смерти

Никакой уверенности в этом у меня не было, а отомстить Милочке хотелось все сильнее. Вот сейчас выйду на улицу, доберусь до телефона-автомата, еще оставшегося в городе, и позвоню ей на мобильник. Скажу, что я и есть похитительница, но опознать мое лицо она уже не успеет. Я прикончу ее раньше. Пусть гнида поймет, каково ходить под прицелом, пусть она запрется в своей квартире на все замки, и трясется от ужаса!

Я вскочила, выбежала в коридор и торопливо стала одеваться. Успела натянуть джинсы, свитер, и потянулась было за плащом, но здравый смысл, наконец, дал о себе знать. Если Милочка узнает мой голос… если только заподозрит, что звоню я, и скажет об этом телевизионщикам, нам с Митяем конец. Конечно, можно изменить голос, говорить через бумагу, и примеру… но она все равно может догадаться.

Я медленно разделась и прошла в комнату. Надо выкинуть дикие мысли о мести из головы, надо попробовать хоть немного поспать этой ночью… Но как уснуть, если от гнева все просто горит внутри? Я вернулась на кухню и, не обращая внимания на осколки чашки и лужицу на полу, вытащила из навесного шкафчика бутылку Мартини, открыла ее и стала пить прямо из горла. И лишь когда приятное тепло дошло до рук, и голова слегка закружилась, поставила бутылку на стол и, слегка пошатываясь, пошла в комнату.

Моих сил хватило на то, чтобы раздеться, а затем я заснула тревожным сном, периодически вскрикивая не то от боли, не то от страха.

Проснулась я лишь в полдень, когда комнату залили яркие солнечные лучи. Голова слегка побаливала, но в целом, чувствовала я себя вполне прилично. С неохотой включила мобильный, на дисплее которого тут же высветилось 22 пропущенных звонка, отложила его в сторону и потянулась за одеждой. Мелькнула жуткая мысль, что кто-то из доброжелателей мог сообщить о аресте Митяя моей маме, и среди пропущенных звонков минимум половина — от нее, но я усилием воли отогнала эту мысль от себя, и даже не стала проверять, кто же звонил мне, пока я спала. Все равно я не в силах сейчас тратить остатки нервов на бесполезные споры о том, кто виноват и что делать.

Мобильник снова ожил. Ладно, со вздохом решила я, наверное, кому-то и в самом деле сильно понадобилась. Любопытные, надеюсь, все отпали за ночь. Я посмотрела на дисплей — номер вроде знакомый, но, опять же, не могу припомнить. Ну, если это кто-то зи бывших одноклассников, мало ему не покажется. Но это был Денис Солдатов.

— Лена, ты еще не уволилась? — вместо приветствия спросил он.

— Нет. А что, меня Бегемотова решила уволить по статье? — осторожно спросила я, не зная, что ожидать от замредакторши.

— За прогулы? Пока нет… — речь Дениса звучал как-то странно, видимо, из-за отсутствия привычных завернутых оборотов. — Ты болеешь, что ли?

Нет. — только тут я сообразила, что два дня не была на работе. Как-то этот факт совсем вылетел у меня из памяти из-за всех треволнений. — Я сегодня приеду. А ты разве не знаешь про Митяя?

— Нет, а что случилось? — удивился Денис.

— Он арестован за убийство. — отрезала я. — Что, редакторат не в курсе? Я-то думала, мне Бегемотиха не звонит, поскольку сочувствует моему горю.

— Может, она и сочувствует. — согласился Денис. — Даже уверен, что она посочувствовала бы, если бы узнала об этом прискорбном известии. Только эти два дня ее тоже не было на любимой работе. Да что там, ее и сегодня нет. И телефоны не отвечают — ни мобильный, ни домашний.

— Да озверели вы, что ли! — воскликнул Стройкин, когда мы с Денисом нарисовались на пороге его кабинета. — То вам медсестру охранять приспичило, то теперь квартиру редактора взламывать!

— Валерий Степанович. — исключительно вежливо сказал Денис. Впрочем, похоже, на сей раз изысканными оборотами он просто маскировал свою нервозность. — Вы считаете вполне нормальным, что замредактора покинула вверенный ей пост, зная, что больше никого из начальства в редакции не осталось? И даже никого не предупредила?

— Она могла в больницу попасть. — вяло возразил Стройкин, уже понимая, что от взлома двери ему не увильнуть. — Или в морг.

— Вы полагаете, эти простые мысли не пришли нам в голову? — Денис все еще говорил вежливо, но похоже было, что запас его интеллигенции стремительно истощается. — Мы полдня обзванивали городские больницы и морги. Нигде никаких следов.

Мы с Денисом и в самом деле с самого утра звонили во все места, которые только приходили нам в голову. Более того, Денис сумел вычислить по номера городских телефонов соседей замредакции, и одну из соседок мы даже застали дома. По нашей просьбе она долго звонила в дверь Бомотовой, и даже подергала ручку. Но дверь была заперта, и изнутри не доносилось ни звука.

— Придется сегодня мне снова вместо Бегемотихи номер в печать подписывать. — зло сказал Денис. — Я думаю, если она так и не найдется, я тоже не стану держать в одиночку на плаву эту дырявую подводную лодку. Еще под суд потом отдадут за подлог.

В разгар нашей розыскной деятельности в кабинет зашла Дагния и, едва заметно прихрамывая, подошла к редакторату. Подергала запертую ручку и недовольно спросила Дениса:

— Бомотова опять куда-то умотала с утра?

Меня она принципиально игнорировала.

— Ее нет в пределах видимости. — сухо ответил Денис.

— Ну ты подумай. — Дагния опустилась на стоящий рядом с редакторатом стул. — Второй день хочу заявление об уходе подписать, и никак ее застать не могу! Денис, давай я тебе заявление оставлю. Когда она появится, ты ей подсунь на подпись, а я потом заберу.

— Ты увольняешься? — от изумления Денис позабыл про наши поиски, и положил телефонную трубку рядом с аппаратом. — Покидаешь нас на произвол злой судьбы? С чего это вдруг? Ты ж бегемотовская любимица. Столько трудов положено, чтобы ей угодить в любой мелочи! Столько вазелину истрачено… Рискну предположить, что все это ты делала не из чистой и бескорыстной любви к роскошному бегемотихину телу. Ты же на место второго замреда метила, и больше всего боялась, что Золотухин, подобно черному коту, тебе дорогу перебежит. Потому его и подсиживала.

— Кривляка! На фига мне ваши места. — неожиданно грубо ответила Дагния. — Того и гляди, пулю в спину получишь. Я замуж выхожу. В Германию. Получила визу, и уезжаю навсегда.

Видимо, ее здорово разозлила моя отвалившаяся от удивления челюсть, поскольку она, наконец, соизволила обратить на меня внимание:

— Чего так скривилась? — зло бросила она. — Ты немцев не любишь?

Я лишь молча пожала плечами. К немцам я была равнодушна, зато мысль, что Дагния уберется, наконец, из редакции, доставляла глубокую радость. Но надо же, какая глубокая конспирация! Насколько я знаю, Шенгенскую визу за пару дней не получишь, значит, ждала Дагния довольно долго. И ведь ни слова никому не проронила, вот ведь партизанка! Хотя, возможно, Бегемотова и знала про скорый отъезд, потому и назначила Дагнию завотделом, чтобы позлить Митяя. Она же понимала, что Драгунов, вернувшись, сразу восстановит статус-кво, но не парилась по этому поводу, поскольку через неделю Дагния все равно должна была навсегда покинуть страну.