Михаил Шевелёв - От первого лица

— А что ты им сказал? Ну, почему мы здесь?

— Сказал — отсидеться надо. Кинули одного козла, теперь нас ищут.

— Вообще ничего не понял.

— Может, оно и к лучшему. Хотя родной язык знать надо бы. Объясняю. Я им пообещал денег за то, чтобы мы могли здесь побыть.

— Сколько?

— Оплата почасовая. Три штуки за час.

— Три рубля?

— Три тысячи. Так что окончательная сумма станет ясна утром. Все понятно? Ты, кстати, не голодный? Могу их за дополнительную плату в магазин сгонять. Нет? Тогда давай делом займемся.

СМС на номер (8352) 1853499

«Угол двадцать седьмой и Лексингтон. Центр "Хабада". Найди Коэна, он регистрировал Universal Services в самом начале. Объясни ситуацию. У нас пат. Они боятся твоего архива. Мы не можем отсюда выбраться. Ты была права — утекло. Нам нужен посредник здесь. Никаких промежуточных инстанций. Только первое лицо. Коэну объяви их гонорар — наше молчание об их роли в этой истории. Не согласится — сдадим вместе со всей хеврой. У нас есть примерно шесть часов. И я тебя люблю, кстати».

Звонок разбудил нас в полседьмого. Отец ответил. Разговор получился недолгим. Неизвестный собеседник узнал от него наше местонахождение. Хорошо, сказал отец, выслушав ответ, через пятнадцать минут мы будем вас ждать, условия вы знаете. Затем сильно постучал в дверь камеры.

— Пошли, — сказал он мне. — Привал закончен, нас ждут, опаздывать неудобно.

— Кто?

— В пальто.

Я хотел переспросить, но сказано это было так, что я не стал.

На крыльце отец отсчитал и отдал сопровождавшему нас полицейскому пачку купюр и сказал: «Спасибо». Тот пересчитал их, удовлетворенно кивнул и уважительно ответил: «Обращайтесь, если что».

Мы направились к машине. Я хотел сесть за руль, но он меня остановил.

— Открой багажник и встань за ним. Сделай вид, как будто ты в нем роешься, ищешь что-то. Если я ошибся, мы отсюда уйдем вперед ногами. Но благодаря твоему раздолбайству можем это сделать не одни. Все понятно?

— Razdolbaistvo я не знаю, но остальное понятно.

— Прости, не хотел тебя заранее нервировать.

Точно в назначенное время перед зданием остановился темно-синий BMW. Из него вышел человек, открыл все дверцы и багажник, встал рядом с машиной. Невысокого роста, плотный, лет сорока. Ничего примечательного в нем не было, если не считать кипы. Нас, скрытых багажником Ford, он видеть не мог.

Отец смотрел на него долго, пристально, потом протянул руку внутрь багажника, забрал обе Beretta себе, мне протянул CZ.

— Иди за мной слева в метре, чуть сзади. Не отставай и не забегай вперед. Я остановлюсь — ты тоже тормози.

Мы подошли к BMW и остановились. Человек в кипе произнес единственное слово: «Коэн». Отец кивнул и показал мне, чтобы я сел на заднее сиденье.

В следующий раз наш провожатый заговорил через полчаса. Столько времени нам понадобилось на то, чтобы выехать на Кутузовский проспект и километров через семь свернуть на оживленную трассу, которая показалась мне Московской кольцевой, но я не был уверен, так далеко мои знания местной географии не распространялись. С нее — прямо под запрещающий знак — на неприметную узкую дорожку, которая вела в на удивление ухоженный лес. Очень скоро мы подъехали к каменному забору высотой метра три. Перед воротами торчали заградительные клыки. Остановились.

— Мы на месте, — сказал человек в кипе. — Дальше другие люди.

— Не возражаете, если мы тут у вас оставим кое-что? Три ствола, собственно, но они чистые, если вас это беспокоит. Как-нибудь потом заберем.

— Не беспокоит. Оставляйте.

Из ворот вышли трое и направились к нам.

— Узнаешь? — спросил отец. — Обычные дорожные рабочие, даже без жилетов видно.

Они подошли, внимательно осмотрели нас, сказали: «Идемтe». По ту сторону забора нас тщательно обыскали. Потом посадили в стоявший впритык к воротам Viano, сели вместе с нами. Через километр остановились у дома — небольшого и ничем не примечательного.

— Дальше я один. — сказал отец. — Ты будешь ждать меня здесь.

Он вышел и остановился у двери минивэна. Потом обернулся.

— Сын. Извини, просто вдруг захотелось тебе это слово сказать. Соскучился, давно не произносил.

Вернулся он через полтора часа.

Дом только снаружи казался небольшим и неприметным. Да он, собственно, и был-то, строго говоря, не домом, а холлом перед тремя лифтами. Мы с сопровождающим сели в крайний левый. Пока ехали, я считал этажи. Получилось шесть. Чистое бомбоубежище.

На выходе из лифта обыскали еще раз, намного более придирчиво. По длинному коридору дошли до массивной двери без ручки. Камера под потолком мигнула, и дверь медленно поползла вверх.

Я его не сразу увидел, потому что отвлекся на собак. Их было две. Крупная немецкая овчарка — с ней все было ясно. Тренированная убийца, но без команды с места не двинется, бояться нечего. А вот второй… второй был питбуль. Глаза у него были нехорошие. Безумный у него был взгляд, и зевал он избыточно нервно, часто, с потягом. Это плохой признак, дефектный, такие псы плохо владеют собой, и хозяева им не указ.

— Свои.

Овчарка среагировала мгновенно — потеряв ко мне всякий интерес, она развернулась и ушла в угол гигантского кабинета. Питбуль еще какое-то время таращился на меня, потом издал короткий горловой звук и неохотно последовал за ней.

Он поднялся из-за стола и сделал три шага навстречу. Какое-то время мы молча стояли друг напротив друга.

Телевизор, конечно, великая сила, ничего не скажешь.

Он сильно постарел. Дряблая кожа, ссутуленные плечи, двигается, когда поблизости нет камер, тяжело, шаркает. Есть, похоже, проблемы с коленными суставами, у бывших борцов это обычное дело. Больше всего меня поразили глаза — это был взгляд человека, которого раздирают два прямо противоположных чувства — дикой, нечеловеческой скуки и одновременно — любопытства, вызванного какими-то ужасными предчувствиями.

Ладно, думаю, я, в конце концов, тоже вряд ли похож на Бельмондо в молодости, чего уж там.

— Ну, добрый день, Володя.

— Добрый день.

— Сколько лет прошло?

— Смотря откуда считать.

— С нашей последней встречи.

— Двадцать два. В девяносто шестом случайно пересеклись в коридоре в офисе «Красной горки».

— Да что вы? Не помню, честно говоря.

Мне показалось — не врет. Тогда, в девяносто шестом, я ему был до фонаря. Что было — то прошло. Как и он мне, впрочем.

— Неважно.

— Да, действительно, мы же тут по делу собрались. К старику, знаете ли, без дела вообще уже никто не заходит — проведать, узнать, как самочувствие, просто поболтать…

Я бы, думаю, с удовольствием зашел к тебе без дела. Просто с конвоем. Но сейчас, как говорится, не об этом.