Анна Данилова - Crime Story № 05 [антология]

Гости начали подтягиваться. Они шумно выражали восхищение фотографиями и рамками, сбрасывали куртки и пуховики, здоровались и обнимались.

— Марычева не пришла, — с досадой заметила рыжеволосая женщина.

— А что, собиралась? — удивилась Маша. Марычева была известной детской поэтессой, талантливой и популярной.

— Да, Марина обещала быть, но не смогла, — раздался низкий голос у Маши над ухом, и она чуть не вздрогнула. Коринна Андреевна, при всей ее дородности, возникала то тут, то там с бесшумностью Чеширского кота, словно материализуясь из воздуха. Первым появлялся поднос, который она неизвестно зачем таскала с собой, а за ним — вся Коринна целиком, в длинном зеленом балахоне, поверх которого болтались крупные янтарные бусы, похожие на желтые сливы.

— Наша Коринна Андреевна — просто вездесущий человек, — заметила рыжеволосая, когда заведующая отошла, и Маше показалось, что в ее голосе проскользнуло предупреждение.

— Меня Маша зовут, — улыбнувшись, сказала она. Женщина ей нравилась.

— А меня — Полина, — улыбнулась та в ответ, — Полина Лебедева. Я здесь, собственно говоря, случайно: знакомые посоветовали приобщиться к литературе. Высокой, — она чуть усмехнулась. — Я приходила несколько раз, и мне очень понравилось: здесь и вправду собираются талантливые люди. Да вы сами все увидите и услышите. Иногда даже Андрей Усачев заходит, стихи читает. А вы что пишете — сказки?

— Стихи, — сразу смутившись, призналась Маша, как будто писать детские стихи было занятием компрометирующим. — Но это между работой. А вообще-то я занимаюсь вполне пристойным делом — договоры составляю. И проверяю.

— А, так вы юрист! — догадалась Полина. — А я — бухгалтер. Ну вот мы с вами и разбавим эту насыщенную творческую массу. Вы кого-нибудь знаете? Нет? Тогда смотрите…

Маша смотрела во все глаза. Полина Лебедева оказалась хорошим гидом, знала почти всех собравшихся в зале и характеризовала их коротко, но емко.

— А вот этот большой и волосатый в середине зала, к которому все подходят, — это Мастодонт, — негромко говорила она. — Зовут его Антуан Валерьянович Рокотов.

— Почему такое имя? — спросила Маша, разглядывая Мастодонта. Он был пожилой, толстый, с выпяченным вперед животом. Рокотов держался очень прямо, и из-за этого казалось, что свой живот он подносит каждому как подарок. Курчавые черные волосы, волнистая борода — Мастодонт был похож вовсе не на доисторическое животное, а на важного гнома-переростка.

— Потому что у него отец — француз, — объяснила Полина. — Рокотов этим гордится и терпеть не может, когда его зовут Антоном. Он очень талантливый поэт, и детские стихи у него просто чудесные.

— О, Антон Валерьевич! — раздалось восклицание, и Полина с Машей переглянулись.

К Мастодонту, раскрыв объятия, шел высокий вальяжный мужчина в очках и с бородкой. Они обнялись, похлопали друг друга по спинам и затеяли шумный разговор.

— Этого я не знаю, — пожала плечами Лебедева. — Первый раз его здесь вижу.

В дверях соседней комнаты появилась пожилая девушка лет сорока, с бледным возвышенным лицом.

— Уважаемые друзья! — звонко начала она, и Маше почудилось, что вдалеке протрубили горны. — Уважаемые друзья, давайте начнем наши чтения! Прошу всех садиться.

— Ниночка, — коротко пояснила Полина. — Она хорошая, очень старательная. Ее все любят, потому что перед писателями она благоговеет. Пироги им печет. Плюшки… — она мечтательно вздохнула.

В середине зала возник стол, около него кресло, рядом поставили камеру. Коринна Андреевна вышла к столу, на этот раз без подноса, и, улыбнувшись всем присутствующим вместе и одновременно каждому в отдельности, произнесла:

— Дорогие мои, сегодня не совсем обычный вечер. У нас с вами в гостях петербургский прозаик, известный всем — Матвей Распутинский. Прошу вас, Матвей.

Детские писатели разразились аплодисментами. К столу неторопливо вышел тот самый вальяжный, который обнимался с Рокотовым. Он положил на стол стопку увесистых книг в ярких обложках, толстую рукопись и уселся в кресло. «Наверное, очень опытный детский писатель, — решила Маша. — Сейчас его критиковать будут, а он ни капли не волнуется».

Заведующая поздравляла всех с наступающим Новым годом, а Маша рассматривала вальяжного. Напротив нее косила серым глазом на писателя рослая девушка в облегающей майке, по которой бежал длиннозубый зверек из популярного голливудского мультфильма, похожий на мутировавшую крысу.

— Но давайте вернемся к нашим чтениям, — предложила заведующая. — Перед Новым годом мы решили устроить особенный вечер, отличный от остальных. И сегодня Матвей Сергеевич выступит с не совсем…. детским.

— Совсем не детским, — поправил кто-то сбоку. Вальяжный писатель слегка кивнул.

Маша насторожилась. «Позвольте, позвольте… Что значит — не совсем детским? А каким же?» Впрочем, сообразив, что речь наверняка идет о критических статьях, она успокоилась. Ну что ж — еще лучше. Разберет сейчас творчество какого-нибудь Иванова, не оставит от бедолаги камня на камне. Писатели — они все такие. Особенно детские.

— Матвей Сергеевич, голубчик, давайте уж дальше вы сами, — улыбнулась заведующая и спряталась за камеру.

— Для начала, друзья, я хочу представить вам мою последнюю книгу, — поднялся писатель и помахал в воздухе книгой из стопки. Сощурившись, Маша разобрала название. «Под грудью Маты Хари». «Странное название для детской книжки, — удивилась она. — Может быть, что-то приключенческое?»

— Должен признать, что издание просто прекрасное, — с удовольствием сообщил писатель. — Бумага мелованная, обложка твердая, качественная, и содержание, не буду скромничать, соответствует оформлению. Всех желающих прошу подходить после чтений. А теперь — непосредственно к делу.

Писатель сел и обвел всех светлым взглядом.

— Мой роман называется («Роман? Вы что?! Какой роман?»)… впрочем, в названии я еще не уверен. Скажу одно, — Распутинский сделал вескую паузу, — он носит религиозно-сексуальный характер.

Маша перевела изумленный взгляд на Полину и увидела, что у той вытянулось лицо.

Писатель потянул с рукописи верхний лист, сотворил им в воздухе нечто вроде знамения и прочитал:

— Первый раз Иннокентий овладел женщиной в два года. Разумеется, счастье физического соития было ему покамест недоступно, а потому он предавался своей страсти, елозя по ноге избранницы. Няня смеялась, краснела, отталкивала Иннокентия, но порочный младенец не отступал. Либидо его, уже вполне мужское, требовало удовлетворения.

Маша обомлела. Обвела взглядом окружающих, ожидая увидеть по меньшей мере удивление, но детские писатели были спокойны и дружелюбны. Юркий мужичок кивал взъерошенной головой на каждую фразу, полная дама в костюме с розами, из ткани, похожей на содранные в английской гостинице обои, благосклонно взирала на писателя. Легкие томные улыбки порхали по залу, словно бабочки.