Антон Леонтьев - Алхимия иллюзий

А если его нет, то она сделает это прямо завтра. Точнее, уже сегодня.

Вика отбросила штору и, затаив дыхание, взглянула на обратную сторону улицы. И радостно выдохнула — Титова там не было. Там вообще никого не было!

Значит, решено, она посвятит в эту кошмарную историю Виталика и попросит его подключить к делу свою тетку-адвоката и…

В этот момент около светофора метнулась тень, и Вика, к своему ужасу, чувствуя, как волосы на голове у нее встают дыбом, заметила вынырнувшего из тьмы Титова. Тот, приложив к глазам прибор ночного видения, смотрел в ее сторону. И еще до того, как он успел полностью поднять вверх руку с оттопыренным большим пальцем, Вика отшатнулась от окна, судорожно задергивая занавеску, которая снова зацепилась кольцом за кольцо и не поддавалась.

Не в состоянии зашторить окно, Вика выбежала на кухню, окна которой выходили во двор, спустила жалюзи и, опершись локтями на скользкую клеенку кухонного стола, принялась в темноте ждать рассвета.

Она так и задремала, положив голову на кухонный стол, где ее и обнаружила мама, немало этому удивившись.

— Дочка? Что ты здесь делаешь? Почему ты не в кровати? — спросила она.

— Да просто пошла ночью воды выпить, как-то опустилась на стул и задремала, — соврала Вика.

Мама, поцеловав ее и зевнув, шутливо сказала:

— Ты что, сомнамбула у нас, что ли? Живо в кровать! Можешь еще часик понежиться!

Вика отправилась в кровать, однако заснуть не могла, ворочаясь с боку на бок и думая о том, что же означает этот знак судьбы: посвящать ей Виталика в свои неурядицы или нет?

Так и не придя к окончательному выводу, Вика в тот день ничего Виталику не сказала, решив, что ночью еще раз устроит «гадание» и что его результат будет окончательным и пересмотру не подлежащим. Однако в последующую ночь она, несмотря на то что была уверена, что проснуться в темноте для нее не составит труда, утомленная прежней бессонной ночью, заснула, едва положив голову на подушку, и открыла глаза утром оттого, что ее трясла за плечо мама. На перекрестке было полно людей.

Вика дала себе зарок, что примет решение в грядущую ночь, однако этому не суждено было сбыться. Потому что когда она после школы пришла домой, то застала маму пьющей валерьянку и отца, курящего в своем кабинете, хотя он, во-первых, в это время должен был быть еще на работе, а во-вторых, в квартире никогда не курил.

— Она должна знать! — заявил отец, бросаясь к Вике.

Но мама, преграждая ему дорогу, заявила:

— Нет, Паша, нет! Наша дочка не должна видеть этой мерзости!

Ничего не понимая, Вика прошла к себе в комнату — похоже, у родителей опять какие-то неурядицы. Что же, пусть разбираются между собой.

Закрыв дверь, она подошла к письменному столу и увидела лежащий на нем большой, серой бумаги, конверт с надписью: «Вся правда о нашем мальчике».

Вика стопроцентно помнила — когда она уходила из квартиры утром в школу, никакого конверта на столе у нее не было. Так откуда он мог тут за прошедшие часы вдруг взяться?

Она прикоснулась к конверту, вдруг понимая, что почерк ей знаком. Она видела его, причем уже много раз. Только вот когда?

И вспомнила, чувствуя, что сердце уходит в пятки, — во время занятий с Титовым. Это ведь его почерк!

Значит, он побывал в их отсутствие в квартире. Только как? Ну конечно, когда он жил у них, то ему дали ключ, естественно, им возвращенный после переезда в общежитие универа, куда устроил его отец. Но ведь Титову не составляло никакого труда сделать копию ключа, на это требовалось не больше четверти часа.

Вика похолодела — это значило, что Титов в любое время дня и ночи мог свободно проникнуть в их квартиру и учинить здесь все, что заблагорассудится. Вика судорожно подумала о том, что надо уговорить родителей поставить изнутри квартиры металлический засов, возможно, даже два.

Открывать или нет? «Вся правда о нашем мальчике». Какой такой мальчик имелся в виду? Неужели псих Титов решил опорочить посмертную память Игоря?

Вика решительно надорвала конверт и извлекла оттуда пачку глянцевых, большого формата, черно-белых фотографий. Она присмотрелась — и хмыкнула. Похоже, на нем кем-то (самим Титовым, кем же еще?!) были запечатлены во всех пикантных деталях интенсивные любовные игры, одним из участников которых был, вне всякого сомнения, Виталик.

А вот другим — не боевитая медсестра и даже не пожилая врачиха. А двое восточной внешности молодых мужчин.

Вздохнув, Вика быстро просмотрела фотографии, которые старательный шпион Титов, явно ведя слежку за Виталиком, нащелкал где-то на стройке. Что же, выходило, что правильно она подозревала Виталика в наличии тайны — и таковой было то, что он, несмотря (или как раз по причине ) своего интереса к ней, дочери проректора университета, предавался любовным утехам с представителями своего же пола.

Ни шока, ни даже разочарования Вика не испытала — ей только сделалось страшно. За Виталика. Потому что эти фото, сделанные, вне всякого сомнения, без его ведома и уж точно без его согласия (и несомненно, без ведома и согласия прочих запечатленных на них действующих лиц), могли серьезно испортить молодому интерну репутацию, карьеру и даже всю оставшуюся жизнь.

Дверь комнаты Вики распахнулась, на пороге возник отец, потрясавший, похоже, точно такими же глянцевыми черно-белыми фотографиями.

— Посмотри, что мне на работу курьером прислали! И твоей матери, кстати, тоже! Твой дружок, дочка, трахается, ты уж извини мне эту вульгарную лексику, по каким-то замусоренным стройкам с…

Его взгляд упал на фотографии, лежавшие на столе Вики. Влетевшая за отцом мама заохала:

— Нет, Вика не должна это видеть…

— А я говорю — должна! Потому что зятек — тайный извращенец нам не нужен!

— Неужели нужен явный , папа? — Вика оборвала крики отца.

И никто из них не спросил, откуда у нее на столе взялись фотографии. Снова вздохнув, Вика подошла к отцу и вырвала у него из рук снимки.

— Что ты собираешься с ними делать? — спросил отец, а Вика, отправившись на кухню, положила фотографии в медный тазик, в котором летом делали варенье.

— Сжечь. Папа, ты одолжишь мне свою зажигалку?

Она сожгла фотографии в медном тазике на лоджии, понимая, что у Титова имеются негативы. И, наверное, иные, не менее пикантные фотографии.

Зазвонил телефон, отец загромыхал:

— Если звонит этот твой интерн-извращенец, то с Викой не соединять…

Но на проводе был Виктор Титов.

— Судя по диким воплям, столь не типичным для вашей высокоинтеллигентной семьи, фотографии пришлись вам по вкусу, — заметил он со смешком. — Ну как, огорчена, что твой женишок оказался «голубцом»? А тебя, судя по всему, использовал для прикрытия своих мерзких шашней с горячими кавказскими парнями?