Татьяна Василевская - Дом у скалы. Ангел, который меня оберегает

— Так чего у тебя приключилось-то? Нам ехать еще полчаса, минимум, если пробок не будет. Давай, поделись горем. Чего молчать-то?

Видно попутчице и впрямь захотелось излить душу. Чего там, больше никогда не увидятся, почему не рассказать. Тем более и секрета никакого нет.

— Хозяин одного из домов заказал настенную роспись. Месяц делала эскизы. То одно не так, то другое. Сам не знает, что хочет. Сегодня одно, завтра другое. В общем, в конце концов, одобрил несколько эскизов. Неделю ездила к нему. Сегодня приехала закончить, там осталось совсем немного, а он заявил, что подумал и решил, что дорого. И вообще не очень доволен, и жене не очень нравится. В общем, готов заплатить половину, больше не может, — попутчица глубоко затянулась сигаретой. Северцев понял, что она сильно расстроена, от того и хмурая такая. Ну, так понятно. Мужик ее кинул. Не по закону, дела делает. Чего за х… такая? Договор есть договор. Козлиная рожа, выжига.

— Я ему объясняю, что мы договорились, и он сам был согласен с ценой, и ему все нравилось, все устраивало. Напомнила, что до этого я месяц на эскизы потратила.

Она вздохнула. Северцев, заинтересовавшись, и даже заволновавшись, что же там еще удумал беспредельщик-жмотяра, с нетерпением спросил:

— А он че?

— А он заявил, что это не его проблема, что я нарисовать не могу ничего нормально, и ничего не понимаю. Хороший художник уже давно бы все сделал и еще и за треть цены. А я деньги ни за что хочу получить. Ну, я развернулась и ушла. Сказала, что ничего доделывать не буду.

— Во урод! — до глубины души возмутился Северцев. — Не, ну бывают упыри! — он с сочувствием посмотрел на залившуюся румянцем, от вновь нахлынувших эмоций, попутчицу. — Хочешь, вот прямо сейчас вернемся, и я ему его язык на коленку намотаю и узлом завяжу. Хочешь? И он тебе в два раза больше заплатит, чем обещал. И еще прощения будет просить, падла, за свой базар и за свое паскудное поведение. Давай, поехали! — решительно сказал он, уже оглядываясь, нет ли за ним машин и готовясь развернуться. Глаза у него горели недобрым, пугающим огнем. — Учить надо таких уродов!

Пассажирка смотрела на воинственного водителя круглыми глазами. Ведь правда сейчас развернется. Прямо чуть ли не пар из ушей валит.

— Не нужно, пожалуйста! — почти умоляюще сказала она. — Я уж все равно ничего ему делать не хочу. Такую работу нельзя без души делать и без желания. Пусть подавится своими деньгами.

Северцев с любопытством покосился на нее. Надо же, а тетка-то интересная. Поинтереснее, какой-нибудь безмозглой малолетки будет. Нормально, что он ее взял. Ничего баба.

— Ну, а ты чего ж такая дура-то?! — строго и скорее утвердительно, чем вопросительно сказал он. — В наше время нельзя клювом-то щелкать. Все прощелкаешь. Нужно ж вперед задаток брать, а еще лучше договор заключать. — Он покрутил головой. — Хотя, конечно, договор тоже не стопроцентная гарантия. Потом судиться триста лет, а денег на адвоката больше угрохаешь.

Некоторое время ехали молча. Каждый обдумывал, что-то свое. Наконец, Северцев нарушил молчание:

— А ты, значит, художница? Чего рисуешь? Какие-нибудь пейзажи, натюрморты? Может портреты? Можешь мой портрет, к примеру, нарисовать? Я заплачу, не думай. Я такой х… не занимаюсь, как этот ублюдок, твой наниматель. Я, если, слово дал, так держу. Тебя-то точно не нагрею, не переживай, — снисходительно посмотрев на пассажирку, ухмыльнулся он.

Заметив, что спутница улыбается, Северцев сам расплылся в улыбке.

— Небось, думаешь, вот привязался, болтает, несет чего-то. Заговорил совсем. Не, я серьезно. Может, правда тебе портрет закажу. Козлина же тебя кинул, наверняка бабки нужны?

Она покачала головой.

— Я, вообще, портреты не пишу.

— Ну, вот. Эксклюзив будет. Или не умеешь?

Она пожала плечами.

— Почему не умею? Умею. Просто не мое.

— А чего твое? — покосился на нее Северцев, считавший, что любой художник рисует все подряд. Какая разница, чего мазюкать-то. Что вазу с фруктами, что чью-то физиономию, один хрен. Умеешь рисовать, так и рисуй.

— Приедем, я покажу свои работы. В папке есть фотографии и эскизы. — Она кивнула на заднее сидение, на котором лежали ее вещи.

— А я еще думаю, на х… такая папка здоровая, — радостно ухмыльнулся Северцев. Он припарковал машину у края дороги. Чего ждать, когда можно сейчас посмотреть, чего там ваяет его спутница.

— Не, ну а чего? Мне нравится. Я, хоть в живописи и не особо разбираюсь. Не мое! — он легонько пихнул пассажирку локтем и заржал. — Но красиво. Да и необычно. Не как во всех этих третьяковках и где там еще. Не, давай, рисуй. Называй цену. Только давай, что б портрет тоже был такой, не как всегда художники рисуют, скучно, как на фотографии. Такой, чтобы не похож был на другие, что б все смотрели и удивлялись.

Художница пожала плечами. Как скажете. Желание клиента — закон.

Северцеву вообще-то было наплевать, как рисует обманутая изворотливой гнидой пассажирка, он в живописи никогда не понимал, да и не любил особо. И портрет-то он решил заказать, просто, в качестве акта благотворительности, что называется. Тетка ему понравилась, обули ее нагло, чего не помочь? Так денег дать — она не возьмет. Не из тех, сразу видно. Бедная, но гордая. В общем-то, Северцев это в людях уважал. Не дело на подачки жить. Но, посмотрев фотографии картин и несколько рисунков, которые она называла эскизами, Северцев и впрямь захотел, чтобы у него была подобная картина. Что-то в ее рисунках его зацепило. Сам не мог понять, что именно, а вот, поди ж ты, понравилось.

Она с сомнением смотрела на него. Вроде не шутит. Назвала цену. Выше той, что назначала обычно. Не обеднеет. Видно, что денег не считает, да и цена-то, на самом деле, все равно более чем скромная. Услышав озвученную горе-художницей цифру, Северцев с туповатым видом уставился на нее. Ну и дура!

— Как же ты живешь-то, малахольная? — почти нежно сказал он. — Ты вот знаешь, как надо? Сейчас я тебе расскажу, может, поумнеешь, научишься чему-нибудь. Нужно морду сделать кирпичом и уверенно, твердо так, глядя в глаза говорить: «Исключительно из личной симпатии — сто тысяч. Но за то, что ты меня подвез, чисто из уважения, скину тебе десятку». Поняла?!

Попутчица засмеялась, и смех у нее оказался звонкий, заразительный. Северцев тоже загоготал.

— Ничего, я тебя научу жизни! Такие сделки будешь заключать! — смеясь, погрозил он пальцем, уже не кажущейся ему такой уж престарелой и бесполезной попутчице.

От души насмеявшись, хозяин машины посмотрел на маленькую женщину, не умеющую вести дела в бесчестном и жестоком мире и уже без тени улыбки сказал:

— В этой жизни нельзя стоять и ждать милости. Нужно подходить и брать, то, что нужно, самому. — Темные глаза сверкнули холодным стальным блеском. Лицо его в этот миг было пугающе жестким, беспощадным. — А если не дают взять, то хватай за горло и забирать силой.