Татьяна Василевская - Дом у скалы. Все остальное — декорации

© Татьяна Василевская, 2018

ISBN 978-5-4493-8024-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Один человек не должен становиться целым миром. Но бывает так, что без одного человека целый мир становится пустым и ненужным.

— Почему ты грустная?

Ольга оторвалась от созерцания чашки с кофе, в которой она уже несколько минут помешивала ложечкой сахар.

— Я не грустная. Просто задумалась, — улыбнулась она.

— А мне кажется, грустная, — настойчиво сказал Ярик. — Ты и вчера была грустная. И до этого.

По-детски наивная мордашка с яркими голубыми глазами была обращена к матери. Лицо младшего сына выражало упрямство и твердую решимость получить ответ на заданный им вопрос.

— Все нормально, я не грустная, — она потрепала белобрысую макушку. — Ешь, а то в школу опоздаете. Вон Сережка уже все съел.

Сергей демонстративно показал брату пустую тарелку и заодно длинный розовый язык.

— Не будешь есть, останешься таким мелким противным гномом. Навсегда! — страшным голосом сказал старший брат.

— Отстань! Сам ты гном! Мам, скажи, что он врет!

— Нет, не вру.

— Все, прекратите. Ярослав, доедай. В какой-то степени, Сережа прав. Чтобы нормально расти, нужно хорошо есть. А ты, прекрати дразнить брата, — строго посмотрев на гордо выпятившего грудь, и высунувшего язык Сережу, сказала Ольга.

Ярик с неприязнью заглянул в тарелку. Гадость! Размазав кашу равномерно, что бы казалось, что ее стало меньше, он отдал тарелку матери.

— Ярик! Ты вообще ничего не съел. Безобразие! Все, поехали. Завтра все съешь, понял? Один ты у меня замечательный, послушный и к тому же не болтающий всякий вздор, — потрепав, по мохнатой белой шерсти, ткнувшегося в руку Айка, сказала она.

Выехав из гаража, Ольга бросила быстрый взгляд на дом. Ей, странным образом, почти по-детски, казалось, что большой темный дом с огромными окнами является связующей ниточкой между ней и человеком, который занимал в данный момент в ее мыслях основное место.

Проезжая мимо поселка, Ольга заметила идущего по дороге Диму Рогозина, местного участкового. И, по совместительству, бывшего кавалера Инны, старшей дочери.

— Привет! — высунувшись из окна, окликнула она. Участковый расплылся в улыбке. — Ты чего пешком?

Дима развел руками.

— Машина сломалась. Сегодня на своих двоих придется побегать. Ничего, полезно для здоровья, — засмеялся он.

— Садись, подвезу. Ты сейчас куда?

Дима уселся в машину. Пожал руки мальчишкам, тут же начавшим радостно галдеть, пытаясь сообщить все накопившиеся у них новости и одновременно забрасывая вопросами его. Ольга закатила глаза.

— Тихо! Представляешь, что мне приходится выносить каждое утро?!

Дима улыбнулся.

— А Инка скоро выходит замуж, — сообщил Ярик. Ольга сердито посмотрела в зеркало заднего вида. Вот, язык без костей. Покосившись на своего пассажира, она заметила, что лицо у него посерьезнело и приобрело выражение, как будто он только что съел лимон вместе со шкуркой, тщательно его разжевав.

— А вместо платья у нее будет космический скафандр, — продолжал вещать Ярик.

— Дурак, она тебя надула. Потому что ты к ней приставал. Вот она тебе специально и сказала, — презрительно глядя на брата, сказал Сережа.

«Нужно было их в роддоме всех оставить», — мрачно подумала Ольга. А эта, почти двадцатилетняя старшая сестра, без пяти минут замужняя женщина, тоже хороша! Недалеко ушла от своих братцев.

— Извини, — сказала она. Дима пожал плечами.

— Да, нормально все. Я же понимаю, что жизнь не стоит на месте. Рад, что у нее все хорошо, — ответил прежний воздыхатель старшей дочери, уже успевший переварить новость и взять себя в руки.

Высадив детей у школы и проведя ежедневный тридцатисекундный инструктаж о поведении, молчании во время уроков, аккуратности и т. д. Ольга, наконец, поехала по своим делам. Наслаждаясь воцарившейся в машине тишиной и спокойствием.

— —

Филип Дворжский элегантным, аристократично-утонченным движением отрезал тонкий ломтик мяса и не менее элегантно и аристократично отправил его в рот.

— Каждый раз, сидя с тобой за одним столом ощущаю себя плебейкой, — усмехнулась Ольга.

Дворжский улыбнулся.

— Мне кажется, что нож и вилку, мне и брату, выдали прямо на родильном столе, акушерка держала их наготове и как только мы явились на свет, сразу же их и вручила. Мать помешана на подобных вещах, — он засмеялся. — Если бы кто-то из нас положил локти на стол, как ты сейчас, она, наверняка, слегла бы на неделю от переживаний, а то и вовсе отреклась бы от такого чудовища.

Ольга убрала руки со стола.

— Надеюсь, ты не расскажешь маме? — с улыбкой сказала она.

— Когда мальчишки гоняли мяч во дворе, я разучивал гаммы, а, когда, набегавшись с мячом, они принимались играть в прятки или ножички, у меня начинался урок живописи или французского. Если не было занятий, мы шли в Третьяковку или в Пушкинский. По выходным — обязательный поход в консерваторию или театр. Симфонический оркестр играл Баха, Моцарта, Шуберта, зал переполнял восторженный трепет. А я, сидя в накрахмаленной рубашке и отутюженном костюме, естественно, с прямой спиной, мечтал о том, как я кидаю перочинный ножик, и он втыкается в землю, а другие мальчишки завидуют, какой удачный бросок у меня получился и сколько сразу я отхватил себе территории, — усмехнулся он.

— Жалеешь, что у тебя этого не было? Тебе хотелось гонять мяч, и ты завидовал мальчишкам, которые бегали за окном? Прекрасный, недостижимый для тебя, мир порванных штанов, ругательств, драк, неприличных надписей на заборе, — смеясь, поинтересовалась Ольга. Ей показалось, что приятель хоть и говорит насмешливо, но в его словах проскальзывает едва уловимая грусть.

Филип пожал плечами, естественно, необычайно элегантно и аристократично.

— Да, нет, конечно. Сейчас-то это вообще уже не важно. Хотя, иногда мне кажется, что если бы у меня тогда были и чисто детские развлечения, вреда от этого не было бы. Наверное, я единственный ребенок, ни разу в жизни не порвавший штаны, перелезая через забор и не разбивший коленку.

— Хочешь, можем поиграть как-нибудь в прятки или в ножички, я в детстве играла. Можно в казаков-разбойников. Я еще обожала классики, резиночки, прыгалки. Могу научить. С коленками тоже разберемся, — улыбаясь, предложила она.

— Уверена, что мы еще годимся для резиночек и прыгалок? Коленки разбивать, мне кажется, уже несколько поздно, — усмехнулся Филип.

Он пристально посмотрел на свою собеседницу.

— Оль, с тобой все нормально?

— Ты по поводу прыгалок? Думаешь, я сошла с ума, предлагая такое? — попыталась отшутиться она. Какие все вокруг наблюдательные! Просто вся жизнь, как под микроскопом. Все все замечают.