Олег Финько - Живой смерти не ищет [Роман]

В это время сотник Земсков торопился вдоль берега по льду протоки, спеша обогнуть ее и повстречать у островного мыса отряд.

Старательно вглядываясь в заросли по берегу, он уже не обращал внимания на прочный заматерелый лед, которым, казалось, протока промерзла до дна. Сыпалась сибирская копоть — мелкий снежок, затрудняющий видимость. Ветви невысокой ели, нависшей над берегом, были покрыты голубоватым, собранным в большие стебли, узорчатым инеем — куржевиной. Сотник Земсков загляделся на эту завораживающую красоту, и вдруг где-то под сердцем у него замерло: ветви ели, опутанной куржаком, полетели куда-то в сторону и ввысь, и он вместе с лошадью ухнул в едва только прикрытую льдом промоину; ледяная вода охватила его с головы до ног, ошпарила, и он шумно заколотил руками по воде, съезжая с коня и стараясь не запутаться в стременах. Тяжелые, мигом намокшие ватные штаны и шашка с револьвером тянули его вниз. Он цеплялся за край льда, но тот обламывался под его руками тонкой острой полоской, до крови раня кисти рук. Рядом, затягивая его под воду и отталкивая ото льда, билась в промоине лошадь; притороченная к седлу винтовка задевала его, цепляла за полушубок, который он силился расстегнуть. Сотник Земсков набрал в легкие побольше воздуха и, уйдя глубоко под воду, сбросил с себя шашку, с трудом выкарабкался из полушубка, который, намокнув, обтянул его тело, словно приклеился. Когда легкие уже разрывались от давления, от недостатка кислорода, он стал всплывать и получил резкий удар по голове шипом лошадиной подковы; вода сразу же окрасилась в красный цвет.

На минуту он потерял сознание, а когда пришел в себя, то вдалеке надо льдом увидел застывшее лицо Савелия Чуха, а потом услышал его голос:

— Погоди трошки, я зараз…

…Минут через пять после того, как сотник Земсков уехал по протоке, Дигаев позвал к себе Савелия Чуха:

— Слушай, Савелий, что-то мне не по себе, — громко сказал он, — нельзя человека одного в тайге отпускать. Поезжай вдогонку за сотником на всякий случай, только не торопись, к следам приглядывайся, на берегу засеку на дереве ищи.

А когда Савелий Чух отъехал за излучину, Дигаев тронул коня и оказался рядом с ротмистром Бреусом:

— Ротмистр, оставайтесь снова за главного, маршрут тот же, а я станичников подстрахую, сообща нам сподручнее будет сориентироваться на месте.

— Бог мой, если бы сам, своими ушами не слышал, то не поверил бы, общение с Гришаней на вас действует положительно, есаул, такая забота о ближних способна меня умилить. В добрый путь, есаул.

— Да за этим походным сортиром не забывайте наблюдать, ротмистр, — кивнул Дигаев в сторону Ефима Брюхатова.

…Савелию Чуху было не до созерцания красоты он издалека заметил попавшего в беду товарища. Он тут же спешился и, ведя коня на поводу, тихим шагом прошел немного вперед, осторожно нащупывая крепость льда одной ногой. Раздевшись до гимнастерки, бросил вещи на льду и, наскоро стреножив коня, прополз немного по льду, вместо шеста используя короткую кавалерийскую винтовку, но она была ненадежной и неудобной подмогой. В очередной раз ударил по поверхности льда прикладом винтовки, удерживаемой за ствол, и почувствовал, как приклад проваливается куда-то вниз… «Приехали, — прошептал он, — а что же дальше?» Рядом с барахтающимся в воде жеребцом из-под крошева льда появился сотник Земсков, он был уже без полушубка, по его лицу откуда-то из-под волос, смешиваясь с ручейками воды, стекала разбавленно-алая кровь. Савелию показалось, что Земсков жадным, умоляющим взглядом смотрит на него, торопит.

— Плыви сюда! — махнул он рукой сотнику, боясь стронуться с места. Потом Савелий приподнял винтовку и методичными ударами приклада стал разбивать перед собой тонкий, блестящий на изломах лед, освобождая поверхность воды для сотника Земскова. А тот, судорожно загребая руками, старался вырваться из круговорота, который образовался рядом с тонущей лошадью; он терял силы, а еще больше уверенность.

Позади Савелия Чуха послышались какие-то удары, и, оглянувшись, он увидел, как, постукивая перед собой лед прикладом винтовки, к нему приближается Дигаев, в левой руке которого зажат небольшой ствол кривой березки.

— Держи шест, Савелий, — прокричал Дигаев, протягивая Чуху березку.

А когда Чух ухватил ее и отбросил свою винтовку, Дигаев приободрил его:

— Смелее, станичник, смелее, а я здесь тебя придержу, подстрахую, — и он бросил ему конец веревки.

Но смелости в этот момент у Савелия не было. Непонятно почему при виде атамана его охватил страх, мерзкий, липкий, переходящий едва ли не в ужас. Однако он овладел собой, намотал конец веревки на ладонь, но все не мог стронуться с места, укладываясь на льду поудобнее и не в состоянии найти того положения, которое удовлетворило бы его натянутые до предела нервы. А сотник Земсков снова ушел под волны, но на этот раз, похоже, не по своей воле. Секунд через пять он всплыл, жадно хватая ртом воздух, и, изловчившись, ухватился за конец шеста, протянутого Савелием. Рука скользнула по мокрой поверхности и сорвалась.

— Твою бога душу крести… — несся надо льдом зычный, командирский голос Дигаева.

И Савелий Чух продвинулся вперед еще на полметра. Этого расстояния вполне хватило Земскову для того, чтобы ухватиться за березку мертвой хваткой.

Но тут и случилось самое страшное для самого Савелия. Он почувствовал, что не в состоянии пятиться назад с таким грузом, как Земсков, — лед под ним был слишком тонок, упрись в него — и провалишься.

— Тащите, вашбродие, — негромко закричал он Дигаеву, — тащите за веревку.

В то же мгновение он почувствовал резкий сильный толчок в подошву сапога, и от этого толчка и веса сотника Земскова он заскользил в воду. Савелий Чух отчетливо, спокойно — так как ужас, разрывающий, гнетущий его пару минут назад, исчез, растаял — скользил прямо в воду, с обреченностью понимая, что впереди его ждет неминуемая смерть. Однако в тот момент, когда он уже оказался в воде, рука почувствовала резкую боль от натянутой веревки, и у него мелькнула надежда на спасение. Отпустив ненужный уже шест, к нему по-собачьи добарахтался сотник Земсков и вцепился пальцами в гимнастерку. Перебирая руками, он ухватился наконец за ворот гимнастерки, и никакими силами Савелию не удавалось оторвать его. Немигающие глаза сотника Земскова были наполовину закрыты, лицо в страшных разводах крови. Савелию показалось, что сотник или в бессознательном положении, или не в своем уме. Но вот его тело напряглось, дернулось, и он, опираясь на Савелия Чуха, снова постарался выбраться из воды, топя того.

— Ташши, вашбродь, — все еще надеясь, что есаул Дигаев не слышал, уже в полный голос заорал Савелий, но тут же, наглотавшись воды, ушел под воду и почувствовал, как вместе с ним свободно опускается и веревка. Он перехватывал ее, ожидая опоры, но опоры не было. Зато под водой его отпустил сотник Земсков, который, топча его твердыми, из толстой кожи моржа, подошвами унт, опять попытался выбраться на лед. Задыхаясь, Савелий оттолкнулся от него и, всплыв, оказался рядом с опасно бьющейся лошадью.