Олег Финько - Живой смерти не ищет [Роман]

К концу второго дня, как и договаривались, участковый докладывал майору Квасову все, что узнал о Шишкиной.

— Родилась Раиса в Якутске, там и прожинала с матерью. В наше село попала после третьего курса техникума на практику в приисковую бухгалтерию.

— Нашел, Прокопий, кого-нибудь из тех, кто с ней в то время работал?

— А как же, товарищ майор. О Раисе рассказывают только хорошее, дескать, работник аккуратный, каждую цифру десять раз проверит, прежде чем в ведомость вписать. Доверяли ей.

— Может, транжирка Раиса? Деньги любит и подтолкнула этим мужа в банду?

— Одевается всегда скромно, но чистенько, за нарядами особенно не гоняется. Питаются как и все, скудно, а в мирное время предпочитали якутскую кухню: сытно и просто, без особых затей.

— Как же они с Афанасием подружились? Что-то в твоем рассказе не вяжется. Она вся из себя положительная, а клюнула, понимаешь, на ленивого малого. Да и не из красавцев он.

— Так ведь любят, как моя жена говорит, не за что, а вопреки…

— А как жили?

— Вроде нормально, товарищ майор. Правда, характер свой она ему не раз показывала. Бывало, и в дом не пускала, и друзей с бутылками со двора выгоняла. Потом ей надоело его воспитывать, знаете, как в семьях иной раз бывает: не гляжу, так и не вижу, не хочу, так и не слышу. Бабы иной раз нашего брата пытаются перелицевать, так себе дороже обходится.

— Это все, что узнал, или еще что-то в заначке держишь?

— Вроде все, товарищ майор. Могу добавить, что к своему сынку Афанасий очень хорошо относился. С рук не спускал, баловал, игрушек гору наделал из меха и из дерева. Не появись у него в доме Гошка, перебесился бы мужик и стал бы таким, как все: и работал бы нормально, и в бутылочку поменьше заглядывал.

— Да редко ли так бывает, Прокопий? Тлеет, тлеет, ум пропивает, а там ушлый дядя бересты подбросил, и запылало. Ну, спасибо за помощь, сегодня нанесу Раисе визит.

— Мне с вами идти?

— Не стоит, Прокопий, у тебя своих дел много, а скоро еще больше будет.

Через полчаса майор Квасов стучался в дом Шишкиных. Открыла ему молодая якутка в глухом длинном и просторном темном платье. Голова ее низко повязана косынкой; худощавое лицо с выдающимися широкими скулами и слегка раскосые большие печальные глаза. Квасов сразу же отметил красоту, нередкую для молодых якуток. Особое своеобразие, кроме глаз, ей придавали широкие, полные, четко очерченные губы и, конечно, брови: черные, летящие. Ему подумалось, что такой женщине можно верить и лучше сразу же говорить с ней начистоту, чтобы не посеять сомнения.

— Вы к кому? — поинтересовалась хозяйка.

— К вам, Раиса, — ответил майор Квасов и протянул ей служебное удостоверение.

Она внимательно прочитала.

— Я уже все знаю, — сказала, не глядя на Квасова, — мне участковый рассказал.

— Нет, не все, мне, к сожалению, эта история лучше известна.

Она провела его в комнату. Но в это время за перегородкой расплакался грудной ребенок, и она вышла. Майор Квасов огляделся. Комната ничем не отличалась от тех якутских жилищ, в которых ему доводилось бывать. Середину занимал стол на четырех толстых фигурных ножках, с нависающей четырехугольной доской в широком подстолье. Несколько табуреток из гнутого тальника с удобным сиденьем из дощечек. Квасов знал, что такие табуретки якутские мастера умудряются делать без единого гвоздя. В углу буфет, тоже изготовленный местными умельцами, о чем свидетельствовал национальный орнамент из лировидных фигурок, окруженных завитушками, спиралями и розетками на дверцах.

Раиса Шишкина вернулась:

— Я слушаю вас!

— В то время когда вы находились в Якутске, — начал майор Квасов, — в этой самой комнате, в которой мы сейчас сидим, всю ночь пьянствовала банда перед выходом для налета на прииск «Огонек».

— Афанасий знал, куда они пойдут?

— Не только знал, но и сам попросился с ними.

— Он был слишком осторожен и не мог пойти с чужими, незнакомыми людьми.

— Среди них был его дружок, которого и вы должны хорошо знать. Гошка Налимов, помните такого?

— Гошка, зубной техник? Конечно, я его знаю. Он, когда приезжал в Усть-Аллах, останавливался у нас на день-два. Он никогда не нравился мне, знаете, говорит с вами, а у самого в глазах мелькают зеленые огоньки — какие-то мертвые, равнодушные. Родственники Афанасия несколько лет назад молодого волка поймали, я его у них видела в клетке. Вот у того так же: глядеть на тебя не хочет, но все замечает, а как взгляд случайно поймаешь, так те же огоньки.

— Зачем вы пускали его, если он вам был не по душе?

— А разве мы всегда делаем то, что нам нравится? — грустно усмехнувшись, вопросом на вопрос ответила женщина. — Это только в мечтах хорошо получается, а в жизни все иначе. Мы Гошке были обязаны. Он Афанасию зубы вставлял. Знаете, у нас в поселке больницы нет, нужно ехать в район или в Якутск. Но и там очереди, делают наспех. А Гошка ему все сделал прямо дома, конечно, больно, зато хорошо. Он и моей маме протезировал. Поэтому я вынуждена была его терпеть, нельзя же показывать свою неприязнь человеку, который вам добро делает.

— Афанасий вам рассказывал, что за нелегальный бизнес и махинации с золотом Гошка был осужден, а потом бежал из мест лишения свободы?

— Не-е-ет, — удивилась женщина. Она минутку помолчала. — Теперь понятно, почему в последний год, бывая у нас, он выходил из дому только в темноте и очень не любил, когда к нам заглядывали соседи. Почему же Афанасий скрыл это от меня? Странно.

— Наверное, потому, что если бы вы знали правду, то не пустили бы Гошку в дом, я верно думаю?

— Да, — не колеблясь, сказала женщина, — я прогнала бы его, хоть это и жестоко. У нас есть фотография Гошки, хотите взглянуть? Это еще довоенный снимок.

Она полезла в буфет, заставленный кухонной утварью; разыскивая то, что ей было нужно, она передвигала кумысную посуду: деревянный чорон, напоминавший бокал на короткой узкой ножке, чаши кытый-ялар, черпаки и что-то еще, потом достала из глубины круглую берестяную коробку, искусно оплетенную темно-коричневым конским волосом и украшенную подвесками из бисера, бус и мелких металлических бляшек. Сняв крышку, покопалась в старых квитанциях, пожелтевших конвертах и наконец нашла небольшую любительскую фотокарточку: на фоне их дома стоял Гошка, обняв Афанасия Шишкина за плечи.

— Сначала обнимал, а потом убил человека, — разглядывая фотоснимок, буркнул майор Квасов.

— Что? Что вы сказали? — схватилась за краешек стола Раиса. — Это Гошка убил Афанасия? Я не верю. Я не верю вам!

Майор Квасов негромким голосом рассказал о кровавом ручье, который оставляла за собой банда, о разжигаемых алчностью разногласиях, возникавших между бандитами. Не побоялся описать Раисе и те трудности, с которыми столкнулась милиция, преследуя убийц в тайге.