Меган Миранда - Идеальная незнакомка

Словом, Эмми вновь пустилась в бега. По ее же словам, пропустила мамины похороны, и ради чего? Восемь лет скрываться. Восемь лет не приезжать домой из страха. Из страха, что поймают. Вдруг Бетани все же назвала имя сообщницы, вдруг ее по-прежнему ищут…

Потом Бетани вышла. Отбыла срок. Что же получила Эмми? Свободу? Нет, еще нет. Эмми была в долгу перед Бетани. Знала об этом, обещала помочь. И не подозревала о гневе, которым пропитались не нашедшие адресата письма. Эмми шагнула прямиком в огонь. Она приехала всего лишь за моими документами, не собираясь тащить меня следом. Ей и в голову не приходило, что я брошу все и уеду. Эмми просто хотела получить мои кредитки и удостоверение личности — дать Бетани хоть что-нибудь, пусть та начнет новую жизнь.

Больше Эмми не могла дать ничего…

Внутренний голос умолял меня оставить все как есть. Говорил — правда может мне совсем не понравиться. Однако я не умела не будить лиха.

На смену осени пришла зима. На мир опустилась пугающая тишина.

Порой мне казалось — если застыть посреди леса и крикнуть: «Эмми!» — то она придет. Не сможет не прийти. Казалось — Эмми просто выжидает, пока мое желание увидеть ее станет нестерпимым.

Я не пробовала.

Не хотела звать. Не хотела смотреть в лицо правде.

Я предпочитала верить, что телефонный звонок в ту ночь — неизвестный номер, дыхание в трубке — был от Эмми. На всякий случай, убедиться в моей целости и сохранности. Впрочем, возможно, я просто наивно искала хорошее в каждом человеке.

Временами я не понимаю, где правда. В звенящей тишине слышу дыхание Эмми в телефоне. Вижу, как она стоит возле дома на страже, охраняет меня — как уже случилось однажды, с ножом в руках. Думаю, что Эмми совершила ошибку и потащила за собой вниз других, как я когда-то. Я навлекла неприятности на шефа и Ноя. Погубила Аарона, а с ним и Пейдж.

Существует, конечно, и другая возможность. Эмми заманила Бетани к нам домой совсем не для того, чтобы защитить меня. Убила ее там. Избавилась от единственного человека, знавшего о прошлом. Убрала за собой. Принесла Бетани к озеру — с таким умыслом, чтобы обвинить во всем Дейвиса Кобба. Вернулась домой, сорвала с шеи цепочку и бросила ее на заднем крыльце. Бросила все. Потом сделала звонок, который вывел бы полицию на меня. На свидетеля, у которого в кухне красуется орудие убийства.

Возможно, фотография, которую я нашла в коробке под домом, служила для Эмми не сентиментальным напоминанием, а углем, питавшим ее злость, стимулом. Возможно, Эмми искала Бетани, как я искала Аарона. Чтобы покончить с этим. Покончить с Бетани.

А вдруг я ошибаюсь? Хочется верить, что Эмми выбрала меня, — что она защищала меня до самого конца, как умела.

Однако червячок сомнения — он грызет меня. И я не могу все отпустить.

Кое-что Эмми все же оставила — мне, и только мне, намеренно или нет.

Одна моя половина твердила: если Эмми меня знала, то понимала — я воспользуюсь этими крохами, я смогу ее найти. Другая половина возражала: если Эмми интересовали лишь мои слабости, то ко всему остальному она была слепа. И, вероятно, совсем меня не знала.

И не подозревала, что именно я выясню ее имя. Позвоню в школу, дождусь, пока на мою электронную почту пришлют черно-белую фотографию Эмми с подписью внизу — Мелисса Келлерман . Так что сомнений у меня не осталось.

Видимо, Эмми не догадывалась, что я готова ждать, как ждала она. Что, начав однажды, я буду копать до конца. «Я пропустила мамины похороны…» Еще один обрывок информации. Еще одна пунктирная линия.

Понадобился месяц, чтобы при помощи уговоров раздобыть сведения о семье. Кредитная карта, чтобы прочесть старый некролог. Поиск в окружном архиве, чтобы отыскать недвижимость. Дом в северной части штата Нью-Йорк, на участке земли, принадлежавшем даме по имени Андреа Келлерман. Семейное владение в паре часов езды от городка, где расположена та самая школа. Сведений о дальнейшей продаже этой недвижимости я не нашла.

Все события со временем повторяются. Но их нужно искать. Нужно готовиться к ним. Рисковать вновь и вновь.

Были зимние каникулы, на дорогах лежал снег, к шинам липла смесь из соли и песка. Кайл еще спал в отеле — в сонном городке по пути домой на Рождество. Маму ждала первая встреча с Кайлом, Ребекку — вторая. Идея совместной поездки принадлежала Кайлу. Идея отклониться в сторону от маршрута — мне.

— Заеду к старой подруге, — сказала я.

Кайл согласился.

Сначала я проскочила место, указанное системой GPS. Развернулась и припарковала машину за поворотом, в тупике, где ее не видно. Пошла назад по частично мощенной улочке. Если в здешних лесах и обитали звери, вели они себя тихо. На обочине лежал лед, поскрипывал под ногами. Дом темнел чуть вдалеке, за деревьями, но, чтобы рассмотреть его, нужно было приблизиться. Я петляла между деревьями и постоянно ждала нападения в спину. Воображала, как Эмми сейчас вглядывается в заросли.

Она не вглядывалась. Дом предстал передо мной в гордом одиночестве. Одноэтажное строение, обшитое вагонкой, с выгоревшей от непогоды кровлей. Над крыльцом висели китайские колокольчики. Нижнюю ступеньку охранял гном. Дул холодный ветер, тихонько позвякивали колокольчики.

Никаких машин поблизости, окна темные. Дом стоял в стороне от дороги, на собственном участке леса — очень похоже на мое нынешнее жилище.

Однако по некоторым признакам стало понятно, что дом больше не заброшен, и я, приближаясь, едва дышала. Неужели она здесь? Наитие, шестое чувство…

Цветок в горшке над крыльцом. Занавески отдернуты. Я прильнула к боковому окну, прикрывшись ладонями от света, и увидела на тумбочке чашку.

Достала из кармана ключ — на колечке из переплетенных ниток, зеленых и фиолетовых. Детский ключ. Руки у меня дрожали, когда я вставляла его в замок. Щелчок. Поворот ключа.

Дверь открылась — и открыла что-то во мне. Аромат ванили. Непогашенная свеча.

Я стояла на пороге, не входила. Длительные поиски привели меня к черте, которую не стоило пересекать. Я оставалась по другую сторону, щурила глаза, разглядывала фотографии на каминной доске, едва различимые на расстоянии. Лица неясные, так и должно быть.

— Ау! — крикнула я.

Попробовала представить здесь Эмми: как она идет по коридору, сворачивается калачиком на диване перед камином.

Моя ладонь лежала на дверной ручке, когда послышался отдаленный шум, — к дому подъезжала машина. Я порылась в сумочке. Можно было юркнуть в лес, добежать до припаркованной в тупике машины, понаблюдать со стороны — понаблюдать и решить, что делать дальше. Но в душе моей что-то зрело, и это непонятное чувство — к добру или к худу — заставило меня перешагнуть порог и закрыть за собой дверь.