Виктор Пронин - Ночь без любви. Повести

— Да, наверно, так можно сказать.

— Может быть, ты знаешь людей, с которыми я вел себя хуже, чем с тобой?

— Мне об этом ничего не известно.

— Ты пойдешь к Косте?

— Да. Я уговорю его. Но тогда… Понимаешь, Толя, тогда я вряд ли смогу называть тебя хорошим человеком.

— Чтобы остаться в твоих глазах хорошим человеком, я должен сесть в тюрьму?

— Дело не в этом, Толя… Мы уже не можем вести себя, словно ничего не произошло. Понимаешь? Сейчас у нас с тобой совсем другие отношения, чем три часа назад. И мы с тобой другие. И Костя уже не просто водитель, он один из нас. А ты не только начальник управления, ты тоже один из нас. И я… Толя, мы знакомимся заново.

— Возможно, ты права. Скорее всего права. Мы поговорим об этом как-нибудь свободным вечерком… Если он у нас найдется. Но сейчас, именно в эти минуты мне грозит опасность, и я делаю все, чтобы ее устранить. Да, с тем парнем произошло несчастье. Но беда стряслась и со мною.

— Толя… Я очень благодарна тебе за все, что ты для меня сделал.

— Да брось! Все это пустяки!

— Я тоже так думала… Но это не пустяки. Вот тебя прижало, и ты тут же все мне припомнил, все перечислил, ничего не упустил… Повторяю — я искренне тебе благодарна. Но я бы не хотела, чтобы ты напоминал об этом каждый раз, когда во мне возникает какая-либо надобность.

— Неужели ты думаешь…

— Подожди! — перебила его Таня. — Выслушай, потом этот разговор будет некстати. Я помню все, что ты сделал для меня. Можешь в этом не сомневаться. И о чем бы я с тобой ни говорила, как бы я с тобой ни поступила, я все учитываю, за все благодарю. Но это становится для меня тягостным. Я не могу постоянно носить в душе эту незатухающую признательность, я все время боюсь оказаться неблагодарной — сказав то, сделав то, посмотрев туда…

— Понял! Дальше!

— Спокойно, Толя. Я помню, что у нас мало времени. И не буду говорить слишком долго. Жизнь идет, Толя… И каждое утро мы встречаем немного другими, мы меняемся… В лучшую сторону, в худшую, но меняемся. А твое благодеяние остается неизменным. И я чувствую себя… заякоренной.

— Ты еще будешь колотить меня по темечку?

— Я хочу, чтобы ты понял… Я ведь не свободна в своих поступках. И сейчас я не могу поступить как мне хочется. Я обязана идти и спасать тебя.

— Нет, Таня. — Анатолий опять поднялся. — Я освобождаю тебя от этой повинности. Если она так уж тебя угнетает, забудь о ней. Делов-то! — Он принялся спешно застегивать плащ.

— Сядь! — сказала Таня. — Сядь… — Она взяла его за полы плаща и, потянув на себя, усадила в кресло. — Я говорю тебе это не для того, чтобы обидеть. Я не отрекаюсь от тебя, не пытаюсь поставить на место… Я просто хочу, чтобы ты меня понял, только и того… Это ведь не слишком много… Да, я сейчас пойду к Косте. Но я хочу, чтобы ты знал — сделаю я это вовсе не для того, чтобы расплатиться с тобой. Если я нарушаю закон, то это я не нарушаю. Если я отдаюсь, то это я так решила, а вовсе не потому, что кому-то удалось взять меня за горло. Не бери меня за горло, ладно?

— Иди одевайся, — улыбнулся Анатолий. — Я буду в машине.

— Нас ждет машина? Ты был уверен, что я соглашусь?

— Я был уверен, что ты откажешься. А машина ждет меня.

— Ну хорошо. Я сейчас, — Таня поднялась и направилась к лестнице.

Таня и Анатолий расположились на заднем сиденье и словно растворились в темноте. Только изредка вспыхивающая сигарета Анатолия выдавала их присутствие. Некоторое время водитель ехал молча, на небольшой скорости, словно ожидая, что пассажиры что-то скажут, но, не дождавшись, сам подал голос.

— Куда едем-то?

— К Косте? — Анатолий, видимо, решил еще раз уточнить согласие Тани.

— Нет, — ответила она. — Сначала в больницу. В травматологию.

— Зачем? — отчужденно прозвучал вопрос Анатолия.

— Чтобы не наделать глупостей. Чтобы знать, что говорить, о чем говорить не надо, что принимать в расчет, а чем можно пренебречь. Чтобы все знать наверняка и поступать наверняка. Чтобы не предполагать и не строить догадки на пустом месте.

— Боже, боже! — простонал Анатолий. — А я-то, я, дурак старый, все думаю, что имею дело с простаками, учу жить, кривляюсь как идиот… А случилось что-то серьезное, и оказывается, что я и есть самый тупой, самый перепуганный…

— Тебе везло в жизни, — сказала Таня. — Тебе везло. А ты считал, что все достигнутое — результат твоих усилий, твоего таланта, настойчивости… Это не так, Толя. В институте работают друзья твоего отца, они и мне помогли поступить… Конечно, это твоя заслуга, но ведь ты обратился к ним… И в трест, куда тебя направили после института, ты пришел не чужим человеком… Ты еще не сталкивался с настоящими трудностями… А вот когда ты один, когда друзья, если они есть, могут только посочувствовать, а уж никак не помочь, когда можешь надеяться только на себя, а заложить можешь только свою голову…

— Хватит, Таня, — жестко сказал Анатолий. — Я тоже кое-что умею и кое-что делаю.

— Ты меня не понял. Ты прекрасный работник, отлично справляешься со своими обязанностями, у тебя есть и знания, и способности. Ты далеко пойдешь…

— Если не сяду!

— Да, если не сядешь. Скажи, многие твои однокашники занимают должности, сопоставимые с твоей?

— А знаешь… Пожалуй, никто.

— В группе ты был самый способный?

— Ну, так, наверно, сказать нельзя, но и не самый бездарный.

— Толя, пойми меня, я ни в чем не хочу тебя укорять. Ты поступил совершенно правильно, воспользовавшись теми шансами, которые дала тебе жизнь. Глупо было бы пренебрегать ими, становиться в позу… Но в то же время надо трезво смотреть на вещи, на самого себя, на свое положение. Вот и все.

— Ладно, учту. — Анатолий отвернулся к окну.

— Только не обижайся. Ты сам начал этот разговор, сам начал казнить себя за самоуверенность… Я только позволила себе согласиться с тобой, поддержать тебя в этих твоих словах, — улыбнулась Таня обезоруживающе, и Анатолий не мог сдержаться, чтобы не обнять ее в темноте.

— Ох ты и лукава, ох лукава…

— Приехали, — сказал водитель, останавливая машину. — Травматология.

— Я пойду узнаю, — сказал Анатолий, открывая дверцу.

— Сиди! — приказала Таня. — Тебе нельзя. И ты не сможешь.

— Это почему же?

— Потому.

— Неужели я так раскис?

— Маленько есть.

Таня вышла из машины, с силой бросила за собой дверцу, и этот звук прогремел вызывающе громко на всю безлюдную площадь перед больницей. Этим Таня хотела словно придать себе смелости. Она быстро пересекла освещенную часть площади и скрылась в подъезде. Подъезжали машины «скорой помощи», люди в белых халатах выводили, выносили пострадавших и скрывались в непривычно широких дверях. Иногда к машине подкатывали нечто вроде стола на маленьких колесиках, перегружали человека на эту коляску и вкатывали в здание. Анатолий убедился, что печальное происшествие, случившееся с ним, не единственное в эту ночь, жизнь продолжается.