Варвара Клюева - Три жизни на двоих

Ольга Варламовна была женщиной умной, она понимала, что любая её попытка открыть сыну глаза обречена на провал. В лучшем случае он отмахнётся, решив, что мать видит в девушке чёрта из-за обычной ревности, в худшем – озлобится и порвёт отношения с родителями. Поэтому она ничего не сказала о своих наблюдениях и впечатлениях, а вместо этого предложила молодым людям несколько месяцев пожить своим домом, чтобы понять, подойдут ли они друг другу в качестве супругов.

– Любовь – это чудесно. Но самая сильная любовь – не гарантия того, что люди способны вместе жить. А проверить это без практики невозможно. Как вы относитесь к небольшой репетиции семейной жизни? Мы с Фёдором Ипатьевичем помогли бы вам снять квартиру.

Юлия подняла на будущую свекровь большие, полные немого укора глаза и спросила со слезой в голосе:

– Вы не хотите пускать меня в свой дом? Думаете, я не подхожу вашему сыну?

– Что вы, Юля, я не настолько глупа, чтобы думать о вещах, которые меня не касаются. Мой сын – взрослый мальчик, он сам прекрасно способен разобраться, подходите ли вы друг другу. Я всего лишь указала, что для этого требуется время. И место, где вам никто не будет мешать.

Если бы Ольга Варламовна не обошла дипломатичным молчанием первый вопрос, если бы ответила прямо, что не только не хочет, но и никогда не допустит, чтобы ангел Юленька жила в её доме, всё могло сложиться по-другому. Узнав, что ей не быть хозяйкой в этой роскошной квартире, не пользоваться благами и привилегиями, которые государство предоставляет маститому конструктору чего-то страшно секретного, Юленька вполне могла бы отцепиться от бедного аспиранта с неясными перспективами и начать охоту на более ценную дичь. Увы, на прямой ответ прозорливости Ольги Варламовны не хватило.

Месяц спустя Юлия забеременела, и они с Игорем подали заявление в загс. Родители Игоря немедленно занялись разменом, и к свадьбе молодожёны получили просторную однокомнатную квартиру на севере Москвы. Такая же квартира (жильё Стоумовы разменивали, руководствуясь совестью, а не соображениями прав и заслуг), только на юго-западе, досталась Фёдору Ипатьевичу и Ольге Варламовне.

В феврале 1973-го года у Юлии с Игорем родилась дочь. К тому времени Игорь уже вполне понимал, что представляет из себя его супруга, но поменять что-либо был бессилен. Одолеть виртуозную скандалистку в словесных баталиях у него, интеллигента до мозга костей, не было ни единого шанса, о том, чтобы поднять руку на женщину, он не мог и помыслить, а спасительный выход в виде развода для него закрылся с рождением Надюшки.

Советский суд при разводе супругов принимал решение оставить ребёнка с отцом только в тех случаях, когда отцу удавалось доказать, что мать заслуживает лишения родительских прав. Юлия не была ни алкоголичкой, ни наркоманкой, а доказать её психопатию не представлялось возможным, потому что свои психопатические номера она откалывала только в узком семейном кругу. Уйти же, оставив ребёнка в заложниках у психопатки, Игорю не позволяли совесть, чувство долга и любовь к малышке. Хотя, по большому счёту, его жертва была бессмысленной, потому что оградить дочь от безумных выходок жены он не мог.

Надюшка боялась матери до оцепенения. Дело даже не в том, что Юлия была с ней жестока – кричала, обзывала обидными словами, награждала пощёчинами, лупцевала скакалкой, – а в том, что эта жестокость была абсолютно непредсказуемой. Один и тот же проступок (разбитая коленка, испачканная или порванная одежда, недоеденная каша, громкие вскрики во сне) в каких-то случаях карался оплеухой и словесными оскорблениями, в каких-то – изощрённой экзекуцией, в каких-то – игнорировался вовсе, а иной раз вдруг вызывал у матери приступ необъяснимого умиления, когда та обнимала или хватала перепуганного ребёнка на руки, целовала, сюсюкала, нежничала.

Но сташнее всего были сцены, которые мать закатывала отцу – в частности, когда он пытался заступиться за Надюшку. Начиная с упрёков и обвинений, Юлия постепенно накручивала себя до потери человеческого облика. Оскалившись, как горгулья, с огнём безумия в глазах, она швырялась на мужа с кулаками, пожеланиями сдохнуть, угрозами, а под конец падала и с воем каталась по полу.

Этот террор продолжался шесть лет, а потом у Игоря не выдержало сердце. Во время одной из таких сцен он схватился за грудь, упал и умер. "Разрыв аорты" – так значилось в свидетельстве о смерти. Юлия упоённо играла роль раздавленной горем вдовы, используя несчастную Надюшку для придания душераздирающим сценам особой трогательности. Полгода она собирала щедрую дань, таская за собой ребёнка по знакомым, родственникам и коллегам покойного мужа; обнимая и обливая сироту слезами, без конца пересказывала, что пережила той ужасной ночью и как пагубно отразился этот шок на её нервах и здоровье.

Но человеческое сострадание и щедрость к обездоленным имеют свойство со временем иссякать, и через полгода Юлия обнаружила, что собираемые ею денежные пожертвования больше не покрывают её нужд. Тогда она явилась к родителям Игоря (с которыми практически не поддерживала отношений, не простив им свою несбывшуюся мечту) и намекнула, что их единственная внучка терпит лишения, поскольку пенсия у девочки крошечная, а Юлия с её подорванным здоровьем работать постоянно не в силах.

Но вместо ожидаемого предложения материальной помощи безутешная вдова получила совсем другое предложение.

– Мы с Фёдором Ипатьевичем готовы забрать у вас Надежду, – сухо сообщила ей Ольга Варламовна. – Пенсию за Игоря вы можете оставить себе, мы вырастим ребёнка на собственные средства.

Юлия на миг онемела от такой наглости, а потом открыла рот, чтобы дать выход охватившей её ярости, но Ольга Варламовна предупредила взрыв, сказав, что, если Юлия согласится, то они пропишут девочку к себе, в противном же случае квартира после их смерти отойдёт государству.

А надо сказать, что это была уже не та квартира, в которую родители Игоря переехали в результате размена. В семьдесят седьмом году Фёдор Ипатьевич стал лауреатом государственной премии, а в качестве довеска получил хоромы в только что выстроенном элитном доме в пяти минутах ходьбы от станции метро "Проспект мира". Формально квартира была двухкомнатной, но по метражу не уступала стандартной четырёхкомнатной. Пятнадцатиметровая кухня, шестиметровая лоджия, холл, где можно было устраивать танцы, ванная, где помимо собственно ванны, раковины и биде, поместились стиральная машина, сушильный шкаф, шкафчик для туалетных принадлежностей и туалетный столик со стулом.

Юлии отчаянно не хотелось лишаться главного козыря и средства давления на ненавистных свёкра и свекровь, но ещё больше ей не хотелось лишиться перспективы стать когда-нибудь хозяйкой этих хором, а в том, что Ольга Варламовна способна исполнить свою угрозу, она не сомневалась. Поэтому Надюшка переселилась к бабушке с дедушкой.