Ирина Левит - Занавес, господа!

— Добрый день, Анна Станиславовна, — обратилась она к актрисе-вахтерше, решив, вероятно, что второй раз здороваться со мной излишне.

— Здравствуйте, милая, — пропела та. — Вы снова на работу? Не сидится вам в отпуске. — И добавила, словно Валерия сама не видела: — К вам молодой человек.

Я никогда не бывал за кулисами театра и пока мы дошли до кабинета Валерии всецело укрепился во мнении, что жизнь за занавесом — это блуждание в лабиринте. Валерия служила искусству под самой крышей, в квадратной приземистой комнате с длинным, вытянутым по горизонтали окном. Все стены были заставлены стеллажами, забитыми огромным количеством папок, брошюр, журналов и книг. В углу стоял огромный двухтумбовый стол, который, судя по всему, сделали еще до рождения Валерии, но сделали на совесть, и потому он обещал прожить еще столько же. У противоположной стены, чуть повернувшись друг к другу, расположились два кресла с высокими покатыми спинками, тоже не новые, но опять же добротные. Их разделял журнальный столик на трех тонких ножках — в отличие от другой мебели совершенно новый, но на вид совершенно непрочный.

Валерия жестом показала мне на одно из кресел, однако сама, проигнорировав его соседа, села за стол, тем самым обозначив дистанцию — в прямом и переносном смысле. Пожалуй, кресло было несколько жестковато, но вполне сносно. Я развалился в нем со всем возможным комфортом и уставился на Валерию. Она восседала на стуле с идеально прямой спиной, положив — то ли для поддержания перпендикулярности, то ли просто так — руки на стол, как это делают образцовые первоклассницы.

Я подумал, что эта женщина настолько хорошо знает себе цену, что и не поймешь, какую назначить. А еще я подумал о том, что на такую женщину мужчины в любой компании непременно обратят внимание, но мало кто осмелится приблизиться к ней ближе чем на метр. Я, пожалуй, мог бы осмелиться, но при условии, что мне совсем нечего терять. Мне, однако, было что терять, а потому я сказал подчеркнуто сдержанно:

— Сегодня Кавешников рассказал нам об этой истории с письмом и о том, что вы собирались у Витимовой. Когда я говорю "нам", имею в виду и Земцова тоже. Объяснить, почему я пришел именно к вам?

— Не стоит. — Она нисколько не удивилась. — Полагаю, вы решили, что со мной можно говорить по-деловому.

— И откровенно.

— Неужели? — Тонкие брови на мгновение вскинулись дугой, но тут же вернулись на исходную позицию.

— Да, именно так, и на сей раз я объясню — почему.

Мои объяснения, что, скорее всего, письмо заготовили заранее (тут я даже решил проявить театральную эрудицию, вспомнив изречение о висящем на стене ружье, которое в последнем акте обязательно выстрелит), что, не исключено, кому-то очень нужны были большие неприятности в доме Кавешниковых, Валерия выслушала с сосредоточенным вниманием. Точно также отреагировала она и на мои слова о том, что, по логике, заинтересованных надо искать среди друзей Кавешниковых. Я полагал, что Валерия должна запротестовать, но нет, ничего подобного, она просто сказала:

— В числе их друзей и я.

— Что правда, то правда.

— И несмотря на эту правду, вы пришли ко мне. Значит, на что-то рассчитываете. Ну что ж, жду вашего ударного аргумента. Того самого выстрела из ружья в последнем акте.

— Извольте. — Я подался вперед, словно это могло сократить расстояние между нами, а соответственно убыстрить понимание моих слов. — Меня интересует: кто хотел если не свергнуть вашу королеву сцены, то, по крайней мере, раскачать ее трон? Это раз. Кому в этом плане, а, может, и не в этом, мешал Потоцкий? Это два. И, наконец, может ли история с Кавешниковой плохо отразиться на вашем главном режиссере Кузменском и кому главреж помешал? Это три. Хочу предупредить сразу: что интересует меня, то интересует и милицию. Но если я веду весьма приватные беседы с вами, то милиция, в случае моего фиаско, начнет вести очень шумные беседы со всем театром. Результат вы можете легко спрогнозировать, вы ведь хорошо знаете театр. Это будет такой спектакль, после которого всей вашей компании придется долго отмываться от гнилых помидоров и тухлых яиц.

— Да, публичный скандал — это ударный аргумент. Признаю.

Права Варвара, подумал я, Валерия умна и хладнокровна, что и демонстрирует. Остается только убедиться в ее самолюбии. Но лучше не стоит — от греха подальше. Валерия вытащила сигарету и закурила. Мне не предложила, и я тут же отметил: наблюдательна. Она нажала кнопку вентилятора, лопасти тихо зашумели, до меня освежающий ветерок не долетал, зато дым, не успевая слететь с кончика сигареты, тут же рассеивался. Хорошо воспитана, признал я. Заметила не только то, что я не курю, но и то, что не люблю табачный дым.

— Что ж, я действительно слишком хорошо знаю театр, чтобы делать соответствующие прогнозы. Но я плохо знаю людей вашей профессии, чтобы понять: насколько вы способны оставить при себе ту информацию, которая непосредственно вам не пригодится?

— Одна из главных черт моей профессии — умение молчать, когда можно молчать, — заверил я.

— Тогда постараюсь быть с вами откровенной. Насколько смогу, — заверила в свою очередь Валерия. — Дело в том, что, как ни парадоксально, каждый из нас, друзей Кавешниковых, одновременно заинтересован и не заинтересован в Вере Аркадьевне. Я имею в виду, в Вере Аркадьевне в качестве актрисы. Но последнее надо принять как объективно внешнее, а не внутреннее утверждение. Потому что, если вы намерены верить моим словам в принципе, вы должны поверить, что мы все ее искренне любим. Думаю, Варвара успела вам рассказать о наших добрых отношениях. Злых же никогда не было. Хотя могли бы быть. Ну, например, знаете ли вы, как попала в наш театр Елена Витальевна?

— Понятия не имею, — честно признался я.

— Ее семнадцать лет назад привел с собой из детского театра Василий Николаевич Кузменский. Когда его пригласили в драмтеатр главрежем, он забрал с собой только одну актрису — Елену Витальевну Витимову.

— Именно тогда она познакомилась с Верой Аркадьевной?

— Нет, они познакомились и подружились года за три до этого во время какой-то сборной творческой поездки. На первый взгляд кажется, что они очень разные. Впрочем, не на первый взгляд — тоже. Вера Аркадьевна степенная, уверенная, рассудительная и достаточно умная. Елена Витальевна сверхэмоциональная, суетливая, нерешительная и не очень умная. Кроме того, у Веры Аркадьевны есть Сергей Павлович, а у Елены Витальевны — только сын Юра, геолог, про отца которого никто ничего не знает. Елена Витальевна приехала сюда из Ленинграда, когда Юре был год. Так вот, Елена Витальевна пришла в наш театр, будучи любимой актрисой Кузменского и любимой подругой Кавешниковой. Кстати… — словно предугадывая мой вопрос, уточнила Валерия, — … у Елены Витальевны никогда никакого романа с Кузменским не было. Были только чисто творческие отношения. Но довольно скоро он к ней охладел, потому что его любимой актрисой стала Вера Аркадьевна.