Ирина Левит - Занавес, господа!

— Зато само письмо может быть связано с убийством, — напомнил я. — Как, по-вашему, директор отреагирует на сие коллективное послание?

— Вы имеете в виду, использует ли его против Кузменского и Веры Аркадьевны? — Валерия задумалась, но ей хватило буквально полминуты, чтобы не придумать, как это сделали бы многие, а именно найти ответ. — Я считаю, директор положит письмо под сукно, — уверенно сказала она.

— Вот как?

— Вы, вероятно, полагаете, что Докучаев — эдакий молодой бизнесмен, в лучшем случае из бывших инженеров, возомнивший себя большим театральным боссом? Ничего подобного. Ему за пятьдесят, он всю жизнь состоит при искусстве, когда-то работал директором цирка, потом театра оперетты, а последние годы был замдиректора филармонии. У него богатые связи и безусловная деловая хватка. По крайней мере с его приходом в прошлом сезоне наши финансовые дела заметно улучшились. Он умен и… я бы сказала, изворотлив. В отличие от Кузменского он никогда не шумит, не говорит о высоких материях, у него вечная улыбка на лице, и с этой улыбкой он поворачивает театр в нужную ему сторону.

— Лично вам эта сторона нравится?

— Сложный вопрос, у меня нет однозначного ответа. Но в принципе… Есть вещи, которые нельзя не признать. Кузменского интересует лишь узкий круг эстетов. Мнение, к примеру, Глеба Потоцкого его интересовало гораздо больше, чем количество зрителей. Конечно, он порой вынужден был идти на уступки, но знали бы вы — с каким скрипом! Докучаев не отказывает эстетам, но его кредо, которое он публично провозгласил, сводится к тому, что главный драматический театр города должен удовлетворять самые разные вкусы. Без этого не будет ни зрителей, ни спонсоров, ни денег. В сущности он прав.

— Значит, Кузменского он выживет, — сделал я вывод. — А Веру Аркадьевну ждут трудные времена.

— Сомневаюсь. — В голосе Валерии, однако, не было и тени сомнения. — Я же сказала, что Докучаев очень изворотлив. Он вывернется так, что и волки будут сыты, и овцы целы. Потому что ему нужны и те, и другие. Он не позволит, чтобы на него давило коллективное мнение, но он и не допустит конфликтов внутри театра. Он не даст Кузменскому гнуть только свою линию, но он и не откажется от режиссера такого класса. Полагаю, он сделает по-другому. Он будет активно приглашать режиссеров на разовые постановки, те будут брать актеров, какие им нравятся, актеры уже не смогут жаловаться на монополизм главрежа, главреж будет работать, с кем хочет, не оглядываясь на других, а в итоге Докучаев создаст некий баланс. Кузменский сам никуда не уйдет, ему немало лет и он сросся с театром. Коллективное мнение естественным путем успокоится. А Вера Аркадьевна… ей будут оказывать прежние почести, хотя, наверное, не каждый режиссер захочет дать ей роль сорокалетней женщины. Но все произошло бы и без этого письма. Наши актеры, к сожалению, часто не умеют смотреть на два шага вперед.

Валерия, без сомнения, умела. Я нисколько не сомневался, что именно она вчера у Витимовой предложила ничего не предпринимать, и когда спросил ее об этом, то сделал это только для успокоения души. Душа, разумеется, успокоилась коротким "да". Я сидел и с намеренной откровенностью рассматривал Валерию, как рассматривают модную картину или старинную вазу, пытаясь понять, насколько она ценна. Валерия выдержала мой взгляд спокойно и, похоже, без всяких усилий.

— Вы не задали еще один вопрос, — сказала она и усмехнулась. — Были ли у меня претензии к Вере Аркадьевне? — Она выдержала паузу, я тоже выдержал. — Но я вам все равно отвечу. Пьесу для спектакля, который хотел ставить Кузменский и в котором ради Елены Витальевны отказалась играть Вера Аркадьевна, написала я. Это был мой дебют драматурга. Начать с постановки у Кузменского — это почти то же самое, что для вас, положим, получить рекомендацию от Шерлока Холмса. Но я уже вам сказала, что думаю по поводу письма. Оно бессмысленно. И связывать его с убийством Глеба тоже считаю бессмысленным.

Я покинул Валерию с ощущением, будто посидел в прохладной воде, но вот снова вышел на жару, и капли информации испарились, как капли воды на солнце. Я услышал многое, но ничего такого, что было бы принципиально важным. Любитель светской хроники наверняка бы удовлетворился некоторыми тайнами ближайшего круга известной актрисы, однако мне предлагали удовлетвориться только одним: почти каждый из теплой компании теоретически мог быть заинтересован в крушении трона Кавешниковой, но практически это не нужно было никому. Да, Валерии пришлось снизойти до откровенности, по крайней мере, будем пока считать, что это именно откровенность. При этом я никак не мог до конца уяснить: действительно ли ее напугала перспектива громких милицейских разбирательств или ей самой зачем-то понадобился такой разговор? Но тогда — зачем?

Я посмотрел в сторону сквера и дальше — туда, где сквозь деревья проглядывал дом Кавешниковых. Старый тихий дом, где убивают близкого друга и даже почти родственника. Какое-то мгновение я постоял в раздумье, а затем понял, что я — осел, и помчался через сквер. Конечно, секунды ничего не решали. То, что я намеревался сделать сейчас, нужно было делать вчера — когда из газетного клочка мы с Варварой узнали про историю в ночном баре. Но, видать, машина Кавешниковых основательно проехала по нашим головам, и теперь оставалось лишь надеяться, что это не смертельно.

Дверь открыла Вера Аркадьевна. Вот уж истинная дама! Ни тебе мятого халата, ни застиранной футболки, в которых ходит дома большинство женщин. Ситцевое платье в мелкий розовый цветочек вполне годилось для прогулки по жаркой улице и явно молодило. Серебристые волосы, которые опять же нисколько не старили, были уложены в высокую прическу, и ни одна прядка не лежала в беспорядке.

— Прошу прощения за неожиданное вторжение. К сожалению, не имел возможности предварительно позвонить. — Пожалуй, я начал излишне церемонно, но Вере Аркадьевне это понравилось.

— Ничего страшного, рада вас видеть, — разулыбалась она и провела меня в гостиную, указав рукой на кресло. — Хотите кофе, чая или, может, холодного сока?

— Если не затруднит, я бы предпочел сок.

— Разумеется, не затруднит.

Вера Аркадьевна исчезла и через несколько минут внесла в комнату небольшой расписной поднос с двумя хрустальными бокалами, наполненными моим любимым апельсиновым соком. Она поставила поднос на журнальный столик и, в отличие от Валерии, не переместилась в дальний угол, а села в соседнее кресло.

— Я к вашим услугам, Игорь, — произнесла она наилюбезнейшим тоном.

Истинная актриса, чутко улавливает партнера — оценил я и перешел на деловой тон.

— Вера Аркадьевна, вам знакома газета "Досуг"?