Ирина Левит - Занавес, господа!

Конечно, Георгий Александрович знал, вернее, — слышал, что такое бизнес, но даже предположить не мог, какое он может иметь к этому отношение.

"Вы просто будете считаться президентом. И ничего более, — сказал тот, кто явно был за главного. — Вам не надо будет ни в чем разбираться и ничего делать. И разбираться, и делать будут другие. Вы же станете жить в полном довольствии, читать свои книги и лишь время от времени появляться в офисе. Конечно, вам придется подписывать различные бумаги, но тут можете совершенно не волноваться. У вас будет надежный помощник, который оградит вас от всех проблем, от ненужных контактов и прочего, что может хоть как-то осложнить вашу жизнь. Иными словами, мы предлагаем вам спокойную богатую жизнь, выдвигая лишь два условия, — вам предстоит уехать из Москвы и в дальнейшем всецело полагаться на рекомендации, которые вам будет давать ваш помощник. То есть я, Сергей Борисович Пилястров".

Георгий Александрович думал два дня, а на третий согласился, решив, что ему нечего терять, кроме как приобретать. И в этом он не ошибся. Пилястров сделал все, как и обещал. Он устроил ему богатую, не обремененную проблемами жизнь.

Первые годы Георгий Александрович обитал в большой квартире, очень похожей на ту, в которой провел четыре десятка лет, обставленной привезенной из Москвы мебелью и, разумеется, стеллажами с книгами. Был ли это намеренный выбор Пилястрова, Георгий Александрович не задумывался — его вполне устраивало, что он чувствовал себя в новом доме так, будто никогда не покидал старый. Заботы о быте его не волновали — этих забот попросту не существовало. Они решались сами собой.

Время от времени Пилястров привозил Георгия Александровича в офис, где тот сидел в большом полутемном кабинете и читал книги. Эти выезды ему не очень нравились, но он не противился, сознавая, сколь мизерна эта плата за уединенную благополучную жизнь.

Он не знал и не пытался узнать, что делает возглавляемая им компания. В бумагах, которые давали ему на подпись, он не понимал ровным счетом ничего, да он их и не читал. Ему вполне хватало чтения книг. Ни телевизора, ни радио он в своем доме не держал, хотя несколько раз в его кабинет заводили людей с телекамерами, но буквально на пару минут. Те пытались что-то быстро отснять под бдительным присмотром Пилястрова, который не подпускал телевизионщиков ближе чем на три метра и не позволял задавать вопросы.

Несколько раз — и это тоже были считанные разы — Пилястров приводил в его кабинет каких-то людей. Они садились на противоположном конце длинного стола и что-то говорили. Это были короткие монологи, изначально не предполагавшие диалога. Правила игры Георгию Александровичу были ясны, он смотрел в лица людей, но почти их не видел. Ему это просто было не нужно и не позволительно.

Через несколько лет Георгий Александрович переехал за город в большой коттедж вместе с парнем, которого звали Андреем и который, несмотря на внушительные габариты, умудрялся оставаться почти незаметным. Георгий Александрович никогда не стремился на природу, но березы, ели и сиреневые кусты, в избытке росшие вокруг коттеджа, навевали воспоминания дачного детства, действуя удивительно умиротворяюще.

На закате он любил посидеть на скамейке возле пушистой ели и подышать чистым, пропитанным хвойным ароматом воздухом — этих прогулок, длившихся обычно не более часа, ему вполне хватало для ощущения физического простора. Его не смущало, что этот простор умещался на полутора гектаров площади, обнесенной забором с сигнализацией, — Георгия Александровича никогда не манила безграничность пространства.

Он слишком привык к своему изолированному миру. К этому его приучила долгая жизнь глухонемого человека.

Олег Валерьянович Совков не был мстительным. Он умел примиряться с мелкими невзгодами и крупными неудачами, находя смысл в том, что судьба витиевата, переменчива, но она ниспослана как данность. Это была вовсе не вера в бога (воспитанный на атеизме он так и не научился верить во Всевышнего) — это было простое житейское разумение, основанное на проверенной практикой истине: жизнь полосатая. Конечно, Олегу Валерьяновичу хотелось побольше светлых полос, а темных полос ему не хотелось вовсе, однако он понимал, что желания и возможности — как два супруга, которые стремятся жить вместе, но при этом всегда находятся в состоянии развода.

И все-таки этот час настал. Он настал той самой ночью, когда Совков лежал без сна, вновь и вновь вспоминая все, что ему рассказала Наташа, и перекладывая этот рассказ на свою жизнь. Той ночью он понял, что чаша его судьбы наполнилась до краев, и последняя капля, о которой столь часто говорят, не удержалась на краю и упала вниз. Капля была обжигающей, зловонной и ядовитой. Она упала прямо в душу, и миролюбивая, спокойная, великодушная душа полыхнула огнем мести. В первую секунду Совков ужаснулся, но тут же почувствовал такую легкость, какую не испытывал, кажется, никогда.

Он решил отомстить. Но он не умел мстить. Все, что придумывала его фантазия, очень быстро начинало казаться ему либо абсолютно нереальным, либо совершенно бессмысленным. Но это Совкова не расстраивало и не останавливало. Напротив, он вдруг почувствовал, что в его жизни появился новый смысл — мощный и завораживающий. И еще он почувствовал, что у него появилась тайна — великая, принадлежащая только ему и оттого особо чарующая.

Он с усердием архивариуса собирал все, что рассказывали, показывали или писали о компании "Консиб" и Георгии Александровиче Кохановском. Это напоминало одержимость фаната, который боится пропустить даже мелкую пылинку, упавшую на плечо идола. Но вот что удивительно: о компании "Консиб" он узнал великое множество самых разнообразных сведений, зато о самом президенте — лишь мелкие факты, да и те высказанные чаще всего в виде предположений. Ничего точного, определенного — почти все на уровне фантазий и догадок, которые никто не опровергал, но и не подтверждал. Впрочем, очень скоро Совков понял, что в этой загадочности как раз и нет ничего удивительного — именно на ней и строился имидж Кохановского.

Когда Олег Валерьнович прочитал, что президент "Консиба" переехал в коттеджный поселок "Новая заря", он подумал, что это тоже только предположение, однако вскоре по телевизору показали сюжет с Сергеем Борисовичем Пилястровым, который подтвердил, что это именно так. Как показалось Совкову, сделал он это без особого желания, добавив, что Георгий Александрович любит уединение, и новый дом обеспечит ему это на все сто процентов. Одновременно Пилястров дал понять, что любые попытки нарушить это уединение бессмысленны по определению.