Анна Данилова - Любовь насмерть

Я прибрался в квартире, почистил ковер, вернул на место диванные подушки (вообще непонятно, зачем понадобилось их бросать на пол!), с каким-то брезгливым чувством сорвал с кровати простыни и сунул их в корзину для грязного белья. Постелил свежее, пахнущее ванильным кондиционером, солидные запасы которого хранились в моей кладовой еще со времен нашего брака. В сущности, этим горьковато-ванильным духом была пропитана вся моя супружеская жизнь, и меня подташнивало от этого неистребимого запаха. Я дал себе слово в самое ближайшее время избавиться от этих больших пластиковых бутылей и вышел из дома, заперев двери на все замки.

Я вызвал такси и отправился в клинику к Туманову.

Я нашел его в хирургическом кабинете, где ему заканчивали делать перевязку, вернее, клеили на скулу полоски тонкого прозрачного пластыря. Туманова кто-то крепко приложил! Его избили, ударили по лицу! Он сидел бледный, с красными пятнами на лице и шее, и казался растерянным и похожим на большого перепуганного ребенка. Глядя на белый эмалированный медицинский лоток в форме почки, наполненный пропитанными кровью нейрохирурга ватными тампонами, я вспомнил кровь на своем ковре и подумал, что моя история так же, как и вата, набирает все больше крови. Что это, совпадение — разбитая физиономия Туманова?

Еще я удивился тому обстоятельству, что меня так легко пустили и в отделение нейрохирургии, где я искал моего доктора, и даже в кабинет, где ему оказывали помощь. Возможно, в клинике произошло какое-то нападение на доктора, и меня воспринимали как человека ему близкого или даже следователя. Должно быть, у меня в тот момент было серьезное, внушающее доверие лицо. Как хорошо, что никто, кто попадался мне на моем пути в клинике, не мог читать мои мысли (как часто я об этом думаю и радуюсь этому обстоятельству!), а то бы все узнали о том, какой я на самом деле мерзавец, под маской художника совративший его сожительницу.

— Кто вас так? — вырвалось у меня, и он приложил палец к своим губам, словно мы были заговорщиками и никто посторонний не должен был знать то, что знаем мы оба. Конечно, у нас же была одна тайна на двоих — Ольга. Вернее, даже две Ольги. Он мог бы, к примеру, запросто сказать, что на него напал обезумевший пациент или его родственник, или что-нибудь в этом духе. То есть поделиться информацией, которую знала вся клиника. Значит, не пациент.

— Все, готово, — любуясь на свою работу, сказала девушка в бирюзовой медицинской пижаме, сквозь которую просвечивало ее белое белье. У нее были губы яркого морковного цвета и широкие скулы, усыпанные крупными веснушками. Должно быть, ее здесь все любят, подумал я, глядя на ее стройные бедра, обтянутые тонкой материей.

Мы с доктором вышли в коридор и тут он, словно мы были знакомы сто лет, сказал:

— Представляешь, она ворвалась ко мне в кабинет, набросилась на меня и принялась хлестать по лицу! А у нее кольца на пальцах с камнями, смотри, она порвала мне кожу!

— Кто она? — Я выглядел глупо, ведь он доверился мне, а я, как бы посвященный в его жизнь друг, не сообразил, о ком именно идет речь.

— Ольга!

Я вспыхнул, представив себе, что Ольга сбежала из костровского дома и примчалась в клинику своего бывшего (или настоящего) мужа, чтобы надавать ему пощечин.

— Ольга? Твоя Ольга?

— Ох, нет… Что ты такое подумал? Другая Ольга, Вторая. — И тут он стал мне еще ближе. Ну конечно, он имел в виду Вторую Ольгу, мало того что он назвал ее так же, как назвал ее и я про себя, так еще он точно обозначил, что она стоит все же на втором месте после Ольги Первой.

— Ты изменил ей? — Я представил Туманова целующимся с какой-нибудь хорошенькой медсестрой или докторшей с морковными губами. Что поделать, я всех мужчин судил по себе! А чем еще заниматься в тишине ординаторской в минуты затишья во время ночного дежурства, как не развлекаться со скучающими и такими соблазнительными (и доступными, в чем я мог убедиться, когда был пациентом, но это уже другая, старая история) сестричками или докторшами?

— Господь с тобой, — замахал руками Туманов, а я все никак не мог нарадоваться, что он незаметно перешел на «ты». — Я никогда и никому не изменял.

— А Ольге?

— Это другое. Просто мне надо было прийти в себя, в норму. После того, как моя Оля… — тут он взял меня за локоть и повел по длинному голубому коридору к лестнице, — …меня бросила, когда я узнал, что она живет в доме Селиванова, я вообще не знал, как мне жить, я не мог оперировать, у меня началась жуткая депрессия. Мои друзья посоветовали мне найти женщину. Вот так, брат.

Он привел меня в свой кабинет. Я сел напротив него и приготовился слушать.

— Ты еще не видел ее!

— Да что случилось-то? — Меня разбирало любопытство.

— Да я и сам толком ничего не понял. Не знаю, кто вложил в ее голову, что я нанял частного детектива следить за ней…

При этих словах мне стало дурно.

— …но она, дурочка, влетев ко мне растрепанная, с большим синяком под глазом, принялась нападать на меня и обзывать последними словами, что она, мол, любила меня, да только всегда чувствовала, что я ее не люблю, что подобрал ее, как собачонку на улице, пригрел, а сам только и думал, что о своей пропавшей жене, и что она не намерена была терпеть такую несправедливость и неблагодарность…

— Неблагодарность?

— Ну да, с чего-то она взяла, что я встречаюсь с Ольгой. Или хотя бы вижу ее. Она словно мысли мои прочла…

Я вздрогнул. Чтение мыслей — от одной мысли об этом становится страшно. Но ведь почувствовала она что-то, мы же с Тумановым недавно расстались, а до этого говорили именно об Ольге, об ее исчезновении. Другими словами, когда Туманов тогда, после разговора со мной и Фимой в машине, возвращался домой, где его поджидала Вторая Ольга, он думал именно о своей жене, возможно, вспоминал ее, тосковал по ней. Вот ведь женщины, все чувствуют!

— И что? Почему синяк?

— Не знаю, что точно с ней произошло, но она вдруг заявила мне, что раз я ее не люблю, то и она меня тоже не любит, представляешь? И что никогда не любила и все то время, что мы вместе с ней жили, она просто надеялась, что я женюсь на ней. Еще обозвала меня тюфяком и импотентом!

— Ничего себе… — краснея, произнес я в надежде, что вот сейчас узнаю всю подноготную своего потенциального соперника.

— Вообще-то она права, я мало уделял ей как женщине внимания. Но, видимо, моя депрессия еще не прошла, и я на самом деле воспринимал ее просто как живого человека, который находится рядом.

— Как собаку? — подсказал я, давясь собственным цинизмом.

— Ну, в общем, да. И я очень благодарен ей, честно. Она на самом деле спасла меня, когда мне было хреново. Но это ладно… Она в запальчивости, вся на нервах, призналась, что изменяет мне при каждом удобном случае, что ненавидит меня и что меня, оказывается, не знала, даже не представляла себе, насколько я подлый и лицемерный человек… Это она про детектива. Еще сказала, что надо было мне нанять кого-то попрофессиональнее! Брат, я вообще уже ничего не понимаю! И понятия не имею, что она имела в виду, говоря о детективе и о том, кто мог ей заехать в глаз! Я вот сейчас говорю о ней с таким презрением и сам себе удивляюсь! Еще вчера мы, казалось бы, были в хороших, теплых отношениях, она кормила меня, заботилась обо мне… Зачем она рассказала мне об изменах?