Дарья Кожевникова - Охота на лесную нимфу

Утром Женька поняла, что больна не на шутку. Такое с ней случилось впервые, но и пробегать несколько километров по глубокому снегу, щедро набирая его в сапоги, и глотать при этом огромными порциями морозный воздух ей тоже раньше не доводилось. Горло болело очень сильно, эта боль отдавалась в ушах, притупляя слух. А еще, не так сильно, но как-то особенно неприятно болело в груди. Понимая, что без лекарств не обойтись, Женька мужественно начала колоть себе антибиотики, запас которых был недавно пополнен Загоровым-старшим, приславшим их для Влада раза в три больше, чем требовалось. И, как теперь оказалось, очень кстати, потому что благодаря этому Женька могла надеяться, что поправится достаточно быстро. Она не могла позволить себе болеть. Где-то за холмами с раннего утра и до позднего вечера до нее доносились звуки, от которых ее сердце обливалось горячей кровью. Всеми своими помыслами, всей душой Женька стремилась туда, в то время как самочувствие едва позволяло ей доползти до порога. Она была так слаба, что каждый раз необходимость подняться с постели становилась для нее тяжким испытанием, а любое сделанное дело — настоящим подвигом. Ей едва доставало сил, чтобы выпустить собак на прогулку, а потом добраться до кухни, чтобы запастись питьевой водой для себя, а собакам разложить по мискам еду. Готовить она была не в состоянии и размачивала им сухари, нарезая в полученную массу так кстати купленную Владом говяжью вырезку и колбасу. При этом она каждый раз мысленно благодарила его, поскольку, если бы не эти запасы, она даже не представляла себе, как стала бы выходить из создавшегося положения. А еще, с трудом ковыляя по своему домику, Женька молилась о том, чтобы, по крайней мере, в ближайшие три дня не приехал хозяин с известием об очередном нашествии «орды», поскольку ей было сейчас не под силу не то что работать в парке, а даже просто поднять лопату.

Лишь на четвертый день лечения весьма и весьма болезненными уколами Женька смогла наконец ходить по комнате, а не передвигаться по ней сгорбившись и придерживаясь за стену под пристальным взглядом Тумана, в любой момент готового подставить свою холку для того, чтобы хозяйка могла на нее опереться. Тяпа ничем помочь не мог, но тоже все время вертелся рядом, ловя Женькин взгляд, и у нее при виде такой собачьей заботы слезы наворачивались на глаза. Она всегда знала, что любит своих собак, но никогда раньше не осознавала, до какой же степени сильно это чувство. А теперь она смело могла бы сказать, что у нее не только никого нет роднее и дороже их, но и вряд ли когда-нибудь будет. Однако оставался еще лес. И на пятый день, тщательно одевшись и замотав лицо до самых глаз теплым шарфом, Женька побрела к холмам, желая хотя бы узнать, что изменилось там за эти несколько дней. Собак на этот раз она взяла с собой, опасаясь, что без поддержки Тумана вообще не доберется до холма. На Тумана же можно было в случае чего опереться, и даже если бы Женька все-таки упала на полпути, он не дал бы ей замерзнуть. Поскольку Женька не на шутку опасалась за Тяпу с Туманом, наличие собак исключало всякую возможность ее контакта с лесорубами, но, по горькому опыту зная, что бесполезно пытаться изменить что-либо с помощью слов, Женька сегодня и не стремилась к этому. Все, что ей сейчас требовалось, это узнать, насколько пострадали за время ее болезни деревья. А потом, ухитрившись пережить это зрелище, даже в предчувствии которого ей уже становилось плохо, придумать какой-нибудь способ борьбы с оккупантами, пришедшими в ее лес.

На холм Женька взбиралась медленно, и вовсе не из-за боязни наглотаться холодного воздуха. Те звуки, что доносились из-за холма, побуждали забыть о себе, но слабость не позволяла этого сделать, ограничивая в движениях. Неоднократно Женька была вынуждена вообще останавливаться для того, чтобы отдышаться и отдохнуть. Сердце билось о грудную клетку так сильно и часто, как будто хотело вырваться наружу. Женька прижимала руки к груди в попытке унять сердцебиение, но это мало помогало, потому что причина была не только в плохом самочувствии, но еще в страхе и боли, ее терзающей. А с этими чувствами Женька справиться не могла. Напротив, чем выше она взбиралась, тем сильнее страшилась того, что может открыться ее взгляду по ту сторону холма.

Оказавшись на вершине, Женька не сразу отважилась посмотреть вниз. А когда все же решилась, то увидела убегающую вдаль широкую расчищенную дорогу, по которой уходили сразу два нагруженных лесовоза с прицепами. У подножия холма был уже вырублен значительный квадрат леса, зияющий, словно открытая рана, и работа продолжала кипеть, отчего эта рана становилась все шире. Сейчас там стояли еще две машины, загружая манипуляторами готовые бревна. Чуть поодаль находился большой вагон, где, судя по всему, ночевали лесорубы, которые в данный момент, в ярких комбинезонах и касках, деловито сновали по всему участку со своими проклятыми ручными бензопилами. Тех чудовищных машин с пилами-манипуляторами, которые прокладывали дорогу в лесу, Женька больше не видела, но лесорубы ненамного отставали от них. Весь процесс был у них четко отрепетирован. Каждый был занят своим делом, и ни одна минута, ни одно усилие не тратилось впустую. Одни валили деревья, другие спиливали с них ветки, сваливая их в кучу. Маленькие приземистые трактора с подвижными железными клешнями сноровисто крутились по участку, рассортировывая бревна. Большие и ровные они оттаскивали ближе к дороге, а те, что были тонкими или кривыми, просто скидывали в штабель. И вид этих скиданных в кучу тонких стволов особенно сильно ранил Женьку — они ей виделись погибшими в неравной схватке детьми. Ее глаза заволокло слезами, и как она ни пыталась, а так и не смогла сдержать их. И машины, и мужики, и гибнущий лес — все расплылось, исчезло из виду, остались одни только невыносимые звуки. Отвернувшись от всего этого, Женька прижалась лицом к первой попавшейся сосне, пытаясь успокоиться. Но долго еще, даже по дороге домой, ее губы продолжали дрожать, а горло сжимали спазмы.

Дома Женька не могла найти себе места. Расширяющаяся с каждой минутой вырубка так и стояла перед глазами, а мысль о том, что это только начало, просто сжигала ее изнутри.

«Надо что-то делать, — шептала она, словно в горячке. — И так уже потеряла пять дней. Я не отдам им свой лес! Кто, кто позволил им рубить его? Господи, я все на свете отдала бы за то, чтобы их остановить… Если бы только у меня что-то было. А вот кто-то, наоборот, судя по всему, выложил немалую сумму за то, чтобы иметь возможность вести эту полулегальную браконьерскую вырубку. Ну как же они могли?! Те, что платили, и те, что брали эти деньги, давая разрешение?! Неужели они не понимают, что не на всем в этом мире можно наживаться, что сейчас они просто губят жизни?!»