Дарья Кожевникова - Охота на лесную нимфу

— Что-то ты, голубушка, совсем про работу забыла, — сказал он Женьке, окидывая взглядом парк, и впрямь довольно запущенный, поскольку в последнее время она и не смотрела в его сторону.

— Да, — не стала она отрицать очевидное. — Я тут заболела, слегла на несколько дней. Но теперь все наверстаю, как раз сегодня собиралась начать.

— Начни уж, — кивнул он. — И поторопись, пожалуйста. В эти выходные будут гости.

— Это я уже поняла, иначе бы вы не приехали, — ответила Женька. — Не беспокойтесь, все будет в лучшем виде.

Обычно на этом их разговор и заканчивался, если только Женьке не требовалось обновить какой-нибудь инвентарь. Но сегодня хозяин вместо того, чтобы уйти, топтался на месте.

— Что-нибудь еще? — поинтересовалась Женька.

— И да и нет, смотря как ты сама на это взглянешь. Аля выйдет на работу завтра, чтобы, как всегда, сделать перед приездом уборку — ты ведь знаешь, что она дорожит каждым рабочим днем. Но вот в конце недели они с сыном уезжают — наконец-то она собрала денег ему на операцию, с клиникой договорились, дата операции назначена, и в понедельник им уже надо быть там. Так что в эти выходные надо будет кем-то ее заменить. Ведь гости приедут, нужна будет горничная. Ты же понимаешь?

— Вы хотите, чтобы это была я? — испугалась Женька.

— Нет, — заметив ее испуг, с явным облегчением ответил он. — Я подумал, что ты, наоборот, будешь проситься туда. Но ты ведь и сама знаешь, что совсем не подходишь для этой роли. Прислуживать — это не для тебя. Поэтому я попросил выйти одну из тех девушек, что работают у нас летом… Если ты не возражаешь, конечно.

— Не возражаю, — охотно кивнула Женька.

— Без обид? — уточнил хозяин.

— Даже с благодарностью, — ответила она. — Я и представить себе не могу, как стала бы угождать всем подряд.

— Вот-вот, — подхватил он. — В общем, мы с тобой поняли друг друга.

После этого он уже не задерживался. А вот Женька, выбитая его приездом из привычной колеи, какое-то время еще простояла на месте, не зная, за что хвататься. С одной стороны, сегодня она, как всегда, собиралась идти к вырубке. А с другой стороны, необходимость убирать основательно засыпанный свежим снегом парк фактически лишала ее этой возможности.

— Хорошо еще, что вместо Али он взял кого-то другого на место горничной, — поделилась она своими мыслями с Туманом. — Иначе я вообще потеряла бы неизвестно сколько времени. Конечно, в особняке за эти дни можно было заработать, и он это понимал, поэтому и мялся, желая сообщить мне, что не хочет ставить меня туда. Но, во‑первых, я со своим хмурым видом вряд ли там кому-то понравилась бы — как раз по этой причине, во избежание нареканий со стороны постояльцев, он и не захотел меня туда брать. Во-вторых, вряд ли я вообще смогла бы заставить себя кому-то прислуживать. Ну а в‑третьих, у меня теперь каждый час на счету. Одна только уборка парка съест уйму времени, и это тогда, когда у меня и так в лесу дела идут неважно.

Туман, как всегда, выслушал внимательно все до последнего слова. Посоветовать, естественно, ничего не смог, но Женьке сама возможность высказаться уже помогла собраться с мыслями. Решив не терять время даром, она ухватилась за лопату для расчистки снега. До приезда гостей оставалось три с небольшим дня. Если очень постараться, прикинула Женька, можно, хотя и с натяжкой, успеть поработать на два фронта.

Но судьба, похоже, пыталась сделать все для того, чтобы помешать Женьке в осуществлении ее планов. И если накануне помеха явилась в образе хозяина, то на следующий день предстала перед расчищающей снег Женькой в виде Али, рыдающей на ступенях особняка. Как обычно, женщина вышла на улицу для того, чтобы выбросить фильтры от пылесосов, но была остановлена на полпути приступом истерики, далеко не первым, судя по ее виду.

— Алечка! — Отбросив лопату, Женька взбежала по уже выметенным дочиста каменным ступеням, на одну из которых, не боясь замерзнуть, опустилась Аля. — Ты чего? Что случилось?

Аля ответила не сразу. Минут пять Женька вслушивалась лишь в отчаянный плач и только потом смогла разобрать невнятно произнесенные слова:

— Все… все пропил, сволочь! Да как же я теперь Денечке скажу? Хорошо, что сюда приехала. Здесь хоть волю слезам можно дать, а дома вида не подаю. Ему ведь волноваться никак нельзя. Он ведь так надеялся. Ой, что же теперь будет?!

Последнюю фразу Аля не произнесла, а провыла в голос, снова заходясь в рыданиях. И лишь с большим трудом Женьке удалось наконец узнать причину этих отчаянных слез. Выяснилось, что, планируя ехать в клинику, где ее сыну должны были сделать долгожданную операцию на сердце, Аля сняла со счета и принесла домой с огромным трудом, по крохам собранные на эту операцию деньги. Нужно было снаряжаться в дорогу, купить билеты. Но случилось так, что в тот день дома был ее муж, не такой уж и пьяный, как казалось вначале. Во всяком случае, он оказался достаточно трезвым для того, чтобы выследить, куда жена прячет деньги, а потом… Это казалось невероятным, но потом родной отец, зная, на что нужны деньги, вытащил их все до копейки и исчез с ними в неизвестном направлении. Аля смогла отыскать его лишь вчера вечером, пьяного до такой степени, что только по дыханию можно было определить, что он вообще еще жив. С ним в таком же состоянии пребывало еще человек десять мужиков, его завзятых приятелей, таких же законченных алкоголиков, как и он сам. А вот денег отыскать так и не удалось.

— Я не знаю, как я теперь все Денечке, заиньке своему, скажу, — обхватив голову руками и раскачиваясь из стороны в сторону, простонала Аля. — Он ведь так надеется, так ведь ждет! Не может ведь ни играть, как все, ни жизни нормальной не видит. А если ему этой операции сейчас не сделать, то и вообще долго не проживет. Только где же я теперь деньги на нее возьму? Эти ведь несколько лет копила, во всем себе отказывала. Негде мне их больше найти! В фонды очередь, кредит мне с моими доходами не дадут. Я вчера как узнала, так в прорубь хотела кинуться. Да только кто же тогда о нем позаботится, о мальчике о моем? Хотя, если он обо всем узнает, то, может, и сам этой новости не переживет. Я вчера все крепилась, вида не подавала, что случилось что-то. Это только здесь дала волю слезам, да все теперь остановиться никак не могу. Но сказать-то правду все равно придется. Узнает мое солнышко, что не поедет никуда и не будет ему никакой операции!

Алин голос снова оборвался, и она опять зашлась в рыданиях. Сидя рядом, Женька представила себе ее сына — несколько раз летом Аля на попутных машинах привозила его сюда. Хрупкий болезненный мальчик с нездоровым румянцем на щеках, с не по возрасту взрослым выражением лица и с большими голубыми глазами, кажущимися еще больше на фоне его худобы. Но что действительно запомнилось Женьке, так это выражение тихого смирения в его грустном и добром, по-детски открытом взгляде. Так, подумалось ей тогда, должны бы смотреть на людей ангелы. И теперь, вспоминая его, Женька вынуждена была признать, что и у нее не хватило бы духу выложить этому ребенку страшную правду, по сути, являющуюся для него смертным приговором, которого он так надеялся избежать. А ведь Женька не была ему родной матерью. Представляя себе, что сейчас должна чувствовать Аля, глядя на ее корчащуюся в отчаянии на ступенях фигуру, Женька испытывала острое, обжигающее желание помочь. Помочь во что бы то ни стало, чтобы худенький мальчик с кротким и печальным взглядом ангела остался жить и выздоровел, а у его матери больше не возникало желание броситься в прорубь.