Юрий Курочкин - Тобольский узелок

- Ничего не вижу. Вот и надо эту логическую цепочку вопросов строить так, чтобы ты мог твердо знать, когда он врет, а когда нет. И почему врет. Вот в этом мы с тобой и оказались недостаточно крепки и умны.

- Значит, ты тоже считаешь, что продолжать дело бесполезно?

- Нет, не считаю. Но честно скажу: как продолжать его - еще не знаю. Ты знаешь?

- Если тоже по-честному, как и ты,- нет,- с улыбкой сознался Саидов, поигрывая костяшками на счетах.- Но хоть наугад, а продолжать надо.

- Наугад - это плохо. Без системы поиск не поиск. Вот и давай-ка осмыслим сейчас, что мы имеем.

- Давай,- согласился Саидов.

- Есть сигнал: в монастыре хранилось драгоценное ожерелье бывшей царицы…

- Так,- отложил Саидов косточку на счетах.

- Нет, ты не ту костяшку кладешь. Клади ту, что означает сотню.

Саидов сменил костяшку.

- Так вот, встает первый вопрос: было оно или не было? О том, что было, все говорят лишь с чужих слов, никто из опрошенных не может утверждать, что видел именно его. Документов на то, что ожерелье было в монастыре, тоже, конечно, не оставлено. Так? Значит, из ста шансов половина - долой: пятьдесят за то, что оно было, пятьдесят - что не было.

Сбросив костяшку, Саидов отложил ниже пять других.

- Предположим, было,-продолжал Михеев -Но сохранилось ли оно? Могло сохраниться. А могло и исчезнуть из тайника уже давно: времени-то ведь прошло немало. Сбрасывай пятьдесят и клади двадцать пять-,.

- Оно могло исчезнуть из монастыря, но сохранить-ся в другом месте,- заметил Саидов, произведя на счетах операцию.

- Это уж другая версия. Важная, интересная, но не та. Ее мы рассмотрим отдельно. А пока пойдем дальше… Если ожерелье сохранилось, то доступно ли оно нам?

- Как это? - не понял Саидов.

- А так. Представь себе, что тот, кто знал тайник, умер или уехал. В таком случае лишь совершенно маловероятная случайность поможет натолкнуться на тайник. Практически учитывать ее нельзя.

- Двенадцать с половиной,- снова щелкнул Саидов костяшками.

- В другом случае мы имеем: и ожерелье все еще в монастыре, и есть на свете человек, который знает, где оно спрятано. Но двенадцать ли с половиной наших шансов из ста за успех? Нет, Саша, верных - меньше.

- Давай дальше,- предложил Саидов, недовольно глядя на счеты.

- Дальше так. Если и есть человек, знающий тайник, то в одном случае мы можем найти его, а в другом - нет. Ведь это может быть какое-то совсем незаметное, нами не предполагаемое лицо. Никто другой о нем не знает, сам он о себе, конечно, ничего не говорит. Может так быть?

- Может,- вздохнул Саидов, щелкая на счетах.

- Но вот наконец мы нашли человека, к которому сходятся все нити, и мы можем доказать… понимаешь - доказать, что он участвовал в укрытии ожерелья. А ты уверен, что нам удастся в этом случае найти ожерелье? Я - нет. Он знает, что никто больше на свете не знает, где именно оно хранится. Может указать на ложный тайник и сказать, что ожерелье исчезло, кто-то уже нашел его. Может сказать, что он в свое время сам вскрыл тайник и передал ожерелье кому-то другому. Укажет на такого, кто давно умер или, скажем, уехал за границу, и попробуй опровергнуть это, уличить его во лжи.

- Уж только бы найти такого,- пробурчал Саидов.

- Значит, если мы и наткнемся на такого человека, это еще не полный успех, а возможная половина его. А сколько весит эта половина, Саша?

- Три целых и сто двадцать пять тысячных,- подвел итог Саидов.

- Вот эти три из ста и считай вероятностью успеха.

Зато верными. Все остальное - может быть, а может и не быть. Три шанса. Тысячные можешь отбросить.

Саидов задумчиво курил, глядя на три костяшки, оставшиеся на счетах.

- Да… Малинин и Буренин. Арифметика.

- И логика. Хотя и примитивная. А теперь посмотрим, в чем состоят эти три шанса. Есть ли среди опрошенных нами человек, знающий тайну?

- Спрашиваешь. Знать бы…

- Кое-кого мы можем сразу вычеркнуть из списка: у кого алиби, у кого явная непричастность, у кого еще что. Но как из тех, кого можно подозревать, выбрать нужного, как уличить его?

- Чего там гадать - спрашивать и спрашивать, пока не скажут.

- Измором брать? Могут и в этом случае не сказать. Ты и знать не будешь, есть ему что сказать или нет. А время идет…

Михеев встал и с хрустом потянулся.

- На что ж ты тогда рассчитываешь? В чем они, твои три шанса?

- В чем? - переспросил Михеев.- Один в том, что кладохранитель - назовем его так - среди тех, кого мы нашли. Второй - среди тех, кого они назвали, но мы еще не разыскали. А третий - среди тех, кого и они не назвали, и мы еще не разыскали, а он есть и даже где-то, может быть, совсем рядом.

- Мудрено,- покрутил головой Саидов.

- Да, особенно если вспомнить, что у нас есть еще и вторая версия.

- Что ожерелье не в монастыре?

- И не у монашек.

- У отца Алексея, что ли? Болтовня, я думаю, это.

- Кто его знает… Проверить все же надо. Да и не он один мог быть кладохранителем. В этом направлении мы с тобой еще тоже не работали.

- Вот и давай работать,- оживился Саидов.

- А время? Знать бы, что идешь по правильному следу, наплевать бы и на время. А вдруг зря? Ведь всего-то у нас три шанса из ста. Год пройдет, пока все ниточки перепробуешь. Кто нам позволит год наугад работать?

- Черт-те что…- уныло согласился Саидов.

За день до отъезда Михеева неутомимый Саидов сумел-таки разыскать Препедигну. В миру она звалась Прасковьей Архиповной Мироновой.

Дородная, расплывшаяся старуха в тяжелом ковровом- несмотря на теплую погоду - платке, заколотом под подбородком булавкой, вошла в кабинет, тяжело дыша и отдуваясь, отчего ее нижняя губа то отвисала, то втягивалась в беззубый рот. Уставила на Михеева вопросительно-настороженный взгляд узких с отечными веками глаз из-под кустистых, похожих на шевелящихся тараканов бровей.

О себе Миронова рассказывала нехотя, словно не понимая, о чем ее спрашивают. О других же говорила охотно, с неожиданной живостью.

Михеев задал ей вопрос о близких знакомых игуменьи.

- Степаниду кривую запиши, она матушке мед с пасеки возила и бражку-медовуху. Николая Егорыча с пристани- большой вклад в монастырь когда-то внес, иконостас обновил тщанием своим, за что и был у игуменьи завсегда обласкан вниманием и молитвами,- диктовала она Саидову, как дьячку поминальник, тыча скрюченным пальцем в край стола.- Чегодаеву вдову, из города она, мадерцей снабжала матушку, а в прочем баба непутевая была, все знали… Томилова Василия Михалыча- икорку нам доставлял, лодки наши чинить своих людей посылал. Похоже, что деньги свои матушка ему в рост давала. Через Рахилю с подворья тобольского…

«Рахиль -это ведь, кажется, Мезенцева? - вспоминал Михеев.-Но она как будто отрицала свое знакомство с ним. Почему бы это? Кто из них врет?»