Инна Булгакова - Смерть смотрит из сада

— Будто бы в комнатах, в саду… Вот мы разговариваем, а он заглядывает в окно.

Оба разом оглянулись на открытое окно: зеленый ветерок парусил прозрачную занавесь.

— Никого.

— После убийства здесь все переменилось.

— Ты собираешься уехать?

Она рассеянно пригладила его густые каштановые волосы — он поймал руку и поцеловал, угрюмый взор его прояснился.

— Я не уеду. Но зачем ты так ужасно сказал Софье Юрьевне: кровь на траве и на земле?

— Воспоминание из детства. — Он выпустил ее пальцы, прижал свою руку к груди, точно у него заболело сердце.

— Когда ты сказал, я будто увидела зеленый куст в крови.

— Возле колодца? — уточнил Саша машинально.

Они отпрянули друг от друга и опомнились, словно вышли из вязкого сна на белый свет.

— Да ты просто подавлен той детской историей. Ужасно жалко, что все засекречено, но ведь Сергей Прокофьевич подчеркнул: несчастный случай.

— Да, они и тогда говорили.

— А ты обратил внимание, что физичка твой бред приняла как должное, не удивилась, не переспросила?

— Они все в курсе, но от меня скрывают.

— Знаешь, она была там.

— Где?

— На лужайке. И видела кровь, я тебе точно говорю.

— Я всегда знал, что вокруг меня заговор — гуманизм, понимаешь? Надо щадить чувства ребенка. — Но как их раскрутить?

— Да! — откликнулась Анна с жаром. — Что ты сам помнишь?

— Кругом кровь, как будто красные цветы, мама на коленях, она мертвая. А потом человек в форме спрашивает: «Во что вы играли?»

— Вы играли? Ты был не один!

— Ну, с мамой. Мы с ней играли в прятки.

— В семь лет? Родители играют с крошками.

— Значит, у меня было запоздалое развитие.

— Ты дедушку про эту игру не расспрашивал?

— Нет, я жалел его. — Саша усмехнулся. — А он меня.

— А Ивана Павловича?

— Откуда тебе известно?

— Он сказал.

— Вот, значит, какие разговоры вы за моей спиной ведете?

— Он ничего не рассказал, честно! Просто вспомнил детскую считалочку. Я ее тоже помню, мы играли: «Вышел месяц из тумана, вынул ножик из кармана, буду резать, буду бить, все равно тебе водить!»

Ехать во второй раз в Москву было уж совсем тяжко, но Саша считал: органы надо опережать хотя бы на шаг, иначе они перехватят инициативу и все запутают, действуя по шаблону, посадят не того, спугнут не этого…

Грязно-белая башня, к которой они подошли сквозь строй бедных бабушек-торговок и играющих в мафиози детишек, громоздилась неподалеку от Даниловского рынка. Поднялись в лифте на девятый этаж.

Николай Алексеевич Ненароков согласился на встречу (по телефону) сразу, не удивившись как будто, не сославшись на «давность лет». Такой обыкновенный дядька, лысоватый, полноватый, деликатный («извините за беспорядок, жена с детьми в отпуске, прошу на кухню»), словом, обыватель — школьный учитель словесности. Между тем Анна уже почти привыкла к обществу людей ученых, изысканно-сложных — к элите.

— Может, чаю?

— Спасибо, — отказался Саша, — мы по делу.

— Стало быть, вы сын Полины?

— Ага. А это Анна — моя невеста.

— Очень приятно. Александр Андреевич просил что-нибудь передать?

— Он был убит вчера вечером.

— Убит вчера вечером, — автоматически повторил учитель. — Кто?.. Его поймали?

— Пока нет. Дедушка с кем-то разговаривал утром по телефону, а к ночи у него состоялась встреча, у нас дома. Мы с Анной слышали мужские голоса сквозь музыку и почти сразу обнаружили труп в кабинете. А что вам должен был передать Александр Андреевич?

— Нет, нет, мы годы не виделись… Я просто предположил, ну, раз его внук явился…

— Мне дал ваш телефон Филипп Петрович.

— Мы и с Филей давно не общались.

— Вы знаете, что он собирается писать про дедушку книгу?

— Нет. Простите, я умоюсь, очень душно, страдаю от духоты…

Учитель вышел (ребята переглянулись, Анна прошептала: «Странный дядька»), вернулся вскоре с мокрым, будто от обильных слез лицом.

— Я, конечно, понял, что вы приехали не просто так. — Николай Алексеевич замолчал, задумавшись. — Но такой трагической развязки не ожидал. Как же убили академика?

— Ему перерезали горло.

— Нечаянно? — уточнил Ненароков, бросив на внука выразительно-загадочный взгляд.

«А ведь он осведомлен о той детской истории!» — поняла Анна. Саша отрезал:

— Как бы не так! Вы любили мою маму?

— Любил.

— Похищены ее драгоценности. Вы их на ней видели?

— Это?.. А, видел. Белый жемчуг. Как не хочется вспоминать, но вспоминается… Твой дед ее боготворил. Он любил детей, очень.

— Но у меня нет ни дядьев, ни теток.

— Разве ты не знаешь?..

— Знаю. У него была опасная работа, и после Полины он не мог иметь детей.

— Да, да.

— А вы не знаете, кто мой отец?

— Нет, Сашок.

— Меня так дедушка называл…

— И мама. Надеюсь, у тебя никаких комплексов с ней не связано?

— Насчет того, что я убийца? Как вам сказать…

— Нет, дитя, ты не убийца! — перебил учитель в возвышенном «милосердном» стиле.

— А кто? — поинтересовался Саша. — Кто убийца?

После паузы Николай Алексеевич заговорил как-то растерянно:

— В принципе я за то, чтоб от детей не скрывали скорбную, так сказать, изнанку бытия. Но в твоем случае… Там много тайны, недосказанности и ужасного для меня.

— Так откройте хотя бы то, что вас не ужасает.

— В нашей любви была ущербность, — он улыбнулся мельком, словно извиняясь, — сплошь отчаяние и мрак.

— Да почему? Что вам мешало? Дедушка мешал?

Учитель внимательно всмотрелся в лицо юноши.

— Как ты похож на Полину. Нет, Сашок, дело не в дедушке — она, наверное, не любила меня.

— Но хоть какие-то подозрения насчет соперника у вас есть? Ведь я вижу, как вам все это дорого.

— Ты прав, ты умный мальчик. И как ни странно, никаких таких подозрений нет… Но позволь! Неужели ты считаешь, что твой «подпольный» отец причастен к убийству Александра Андреевича?

— Черт его знает…

— Не надо. Неизвестно, по какой причине он так и не объявился. В конце семьдесят пятого… а мы с Полиной познакомились первого мая на студенческом балу: уже на третьем курсе учились в разных группах. То есть я-то ее давно высмотрел, но подойти не решался, таким уединенным она была человеком, чистым и кротким.

— Так и Филипп Петрович ее определил.

— У него ничего не вышло.

— А что, он тоже за ней приударял?

— Пытался.

— У вас с мамой в мае начался роман?

— И начаться толком не успел: я уехал в Сибирь на все лето на практику, она осталась в Москве одна — Александр Андреевич все дни проводил на испытаниях. Видимо, тогда Полина и познакомилась с твоим отцом, потому что осенью она сильно переменилась, отдалилась.

— А с какой стати дед объявил вам с Филиппом о ее беременности?