Владимир Гриньков - Когда умирает ведьма

И она вдруг почувствовала себя никчемной, неумной, никому не нужной и вообще ничего в этой жизни не понимающей. Прошептала, потупившись:

— Спокойной ночи!

Вышла из номера. Безлюдно. Тихо. И очень одиноко.

А в оставленном ею номере Алексей Иванович прошел от двери к окну, долго смотрел на спящий город, потом спросил не оборачиваясь:

— Зачем ты танцульки эти сегодня устроила?

Наталья приблизилась. Уткнулась в его спину лицом, предложила:

— А ты попробуй угадать.

— Меня позлить решила?

— Да.

— Дрянь! — оценил Алексей Иванович.

— Конечно.

— Шлюшка безмозглая!

— Уж это точно.

— Сучка подзаборная!

— Не в бровь, а в глаз, — прошептала Наталья, прижимаясь крепче.

Алексей Иванович развернулся и сгреб ее в охапку.

— Сейчас я тебе покажу! — посулил он.

— Очень хочется увидеть, — засмеялась Наталья.

Алексей Иванович теснил ее, почти нес на руках к кровати, и оставалось преодолеть последние пару метров, но под ноги попалось что-то, и они, не ожидая наткнуться на препятствие, оба упали.

Это была Люсина сумка.

— Надо ей отнести, это ее сумка, — сказала Наталья.

— Завтра.

— Она ее просто забыла. Ты одним своим видом девочку гипнотизируешь.

Алексей Иванович потянулся, попытался привлечь к себе Наталью, снова повторил:

— Завтра.

Но она вывернулась из его объятий и поднялась с пола.

— Зачем же завтра? — сказала Наталья. — Она через час про сумку вспомнит и придет. Ты этого очень сильно хочешь?

Взяла сумку и вышла из комнаты. Постучала в дверь номера, где должна была находится Люся, но ей никто не ответил. Еще раз постучала и снова тишина. Толкнула дверь, та неожиданно легко распахнулась.

— Люся! — позвала Наталья, входя в темный номер, освещенный только светом огромной луны, висящей за окном.

Щелкнула выключателем. Никого. В туалетной комнате был слышен шум воды. Наталья поставила сумку на пол. Звякнуло стекло. Под сумкой обнаружилась не увиденная поначалу Натальей рамка с картиной: парусник плыл по бирюзовой воде. Прикрывающее картинку стекло было разбито, и один из самых крупных сегментов расколовшегося стекла отсутствовал.

— Люда!!! — закричала Наталья и бросилась к двери туалетной комнаты.

Люда, как была, в одежде, сидела в ванне, которая наполнялась водой. Глаза закрыты, голова безвольно запрокинута, в воде бесформенной медузой расплывалась алая кровь.

Следом за Натальей в туалетную комнату ворвался привлеченный криком Алексей Иванович.

— Она вскрыла себе вены! — в ужасе бормотала Наталья. — Она стеклом себя порезала!

Маленький городок, где почти сплошь частный сектор, где высотные дома — это бараки максимум в два этажа, а самое высокое сооружение в городе — водонапорная башня, едва ли не единственное, что здесь построено из кирпича. Мелькнула в переулке женщина, воду несла в ведрах на коромысле, и если не знать, в каком времени находишься, можно было бы предположить — позапрошлый век.

— Бедненько, но чистенько, — оценил увиденное частный детектив Пахарь.

— Хоть с-снег у них не т-такой г-грязный, как в Москве, — нашел что-то привлекательное в жизни аборигенов майор.

Они приехали машиной в этот городок, чтобы встретиться с людьми, знавшими пропавших Тропаревых. Всего три часа от Москвы. До всех других тропаревских подопечных добираться было неизмеримо дальше.

Табличек с указанием названий улиц здесь почти не было и им пришлось попетлять, время от времени останавливаясь и расспрашивая местных жителей, прежде чем они нашли нужный им дом. Маленький, с низко посаженными окнами, с крышей железной, но уже основательно проржавевшей — символ безденежья. Памятник бедности.

Дверь им открыла полная женщина в грязном халате.

— Здравствуйте, — сказал вежливо частный детектив Пахарь. — Вы — Анна Семеновна Бобровкина?

— Да, — ответила женщина, глядя настороженным взглядом мимо частного детектива Пахаря на второго гостя, потому что тот был в милицейской форме.

— Мы из милиции, — сказал частный детектив Пахарь. — Приехали к вам из Москвы. Вы нас впустите в дом?

— Это из-за Зинки, — определилась женщина. — Ведь правда?

— В общем, да, — не стал разубеждать ее Пахарь. — Так вы нас впустите?

Внутреннее убранство дома являло столь же печальную картину, как и его вид снаружи. Старая, растрескавшаяся мебель, полувековой давности телевизор «Рекорд» и настенные ходики, время по которым можно было узнавать лишь приблизительно, потому что часовая стрелка была, а минутная отсутствовала.

— А дочка ваша где? — спросил Пахарь.

— За ней приехали, — окончательно определилась в подозрениях женщина и тяжело опустилась на скрипучий стул, сцепив в замок натруженные руки.

— В смысле? — не понял Пахарь.

— Забирать будете? Набедокурила? А я честно скажу: сразу почувствовала! Когда она из Москвы припилила. Я ей сказала тогда: драпанула — почему? А правды, дрянь, не говорит. Врет напропалую. Про то, что закрылись ихние танцы. Получилось — правильно я чувствовала!

— У нас к ней претензий нет, — сказал частный детектив Пахарь.

— Неужто? — не поверила в милицейскую искренность женщина.

— Перекреститься? — предложил Пахарь.

— У нас милиция и мамой может поклясться, — сказала женщина. — Бог милицию не трогает, бояться некого.

— Мы действительно не за вашей Зиной, — клятвенно произнес Пахарь. — И совершенно точно могу сказать: закрылись танцы, это правда. Исчез их педагог.

— Во! — сказала женщина, заметно изумившись. — И Зинка говорила: пропал!

Получалось, что дочка не врала, и с этой мыслью еще надо было свыкнуться.

— А вы Тропарева знали? — спросил Пахарь.

— Это кто такой? — снова заподозрила подвох женщина.

— А это педагог и есть. Который вашу дочь учил.

— Александр Борисович?

— Да, его Александр Борисович зовут. Так вы его знали?

— Видела, — сказала женщина. — Один раз. Хороший дядечка. Строгий, но добрый.

— Это вы его увидели, когда Зину в Москву отвозили?

— Да.

— А откуда о нем узнали?

— От Даши.

— Даша у нас кто? — доброжелательно уточнил частный детектив Пахарь.

— Зинкина подруга. Она у Александра Борисыча была на учебе и Зинке рассказала.

— И вы решили дочь повезти в Москву…

— А что? — пожала женщина плечами. — Подумаешь — Москва!

— Так ведь дорого, — подсказал Пахарь.

— Дорого! — вздохнула женщина.

— То-то и оно, — сказал сочувственно Пахарь. — Москва деньги любит. Там только плати. Семь шкур сдерут, в восьмую завернут.

— Вот-вот.

— А сколько ж взяли с вас? — спросил Пахарь с интонацией человека, которому одному только и можно доверять.

— Шестьсот рублей.

— Это за сколько? За неделю занятий? За месяц?