Александр Бородыня - Эмблема печали

— Всем по пятнадцать суток! — сказал устало Валентин Афиногенович, нагибаясь к окошку. — Всем, кто не заткнется в течение тридцати секунд!

— Всем по пятнадцать суток даем! — включив микрофон, сонно сообщил дежурный, и было слышно, как покатилась по столу его авторучка. — Тридцатисекундная готовность! — Отследив тоненькую стрелочку на казенных часах, он заорал, как мог суровее: — Молчать!

Гвалт оборвался, и сразу стало слышно, как стонет где-то за одной из дверей несчастная Маргарита.

— А это что еще за сладкие стоны? — спросил Валентин Афиногенович.

— Побои Пращук снимает с пострадавшей!

Подступив сзади, Алексей очень осторожно тронул следователя за плечо. Тот вздрогнул и обернулся.

— Простите, — сказал Алексей. — Но я случайно заметил там, на сейфе… — Он указал где. — Там лежит одна драгоценнейшая вещь. По-моему, ее нельзя так оставлять. Украдут. Я видел ее в английском каталоге. Эта вещь стоит двадцать пять тысяч долларов.

— Ваши документы? — попросил Валентин Афиногенович.

Алексей вынул паспорт и подал его в развернутом виде.

— По какому поводу этого задержали? — изучив паспорт, спросил у дежурного Валентин Афиногенович.

Дежурный старательно расчесывал свои мокрые волосы, перекладывал пробор слева направо, смотрелся в маленькое зеркальце, но ничего не выходило, во всех возможных вариантах прическа сохраняла что-то холуйское.

— Этот? — он глянул через стекло, оторвавшись от зеркальца. — Этот — свидетель!

Коша сидел возле влажноватой бетонной стены, прижав к ней поврежденный позвоночник. Он прислушивался к разговору и боялся пропустить хотя бы одно слово.

«Тот самый длинноволосый. На девушку похож… — соображал он. — Не обыскал его Сеня в поезде… Напрасно не обыскал!»

Нужно было бы еще раз посмотреть на длинноволосого, хотя бы как следует запомнить лицо, а то ведь как это у них бывает: волосы сбреет, панковскую загогулину на черепе нарисует — и никогда ты его уже не опознаешь.

Как следует разобраться в происходящем Коше здорово мешали застрявшие у двери мужики, они хоть и замолкли после угрозы получить по пятнадцать суток, но уже окончательно проснулись и теперь пытались что-нибудь еще предпринять. Один из них вытянул из своей рубашки длинную нитку, привязал на конец этой нитки сигарету и, опустив ее между прутьями решетки, сильно раскачивал. Сигарета, по замыслу, должна была достигнуть окошечка женской камеры.

— Но дело даже не в цене! — продолжал Алексей, улыбаясь. — Дело в том, что лилия эта — талисман. Вы можете приколоть ее на свой пиджак и бесплатно сидеть в кабаке сколько вам вздумается. Можете зайти в любой магазин и взять бесплатно любую вещь.

«И про цветочек он знает, — подумал Коша. — Очень хорошо знает. Может, он продавец из коммерческого ларька? Да нет, не похож. Тогда откуда же он знает? Говорит, в английском каталоге видел… Может, газет начитался? Да не было почти ничего в газетах. Не было!»

Так же, как и Коша в своей камере, Лида прислушалась.

«Откуда он все это берет? — подумала она. — Неужели так красиво блефует?! Но какой в этом смысл? Что это ему даст? Какое вообще отношение имеет Алешка к этому значку? Ведь именно этим значком там, в поезде, Петр Петрович напугал бандита. Странно. Нужно будет у него потом прямо спросить».

— Я об этом в газете прочитал! — продолжал Алексей. — Там и фотография была. Точно такой же цветочек. Конечно, я могу ошибаться, фотография была черно-белая, но кажется, все-таки он. Так что я очень советую, гражданин следователь…

Открылась комната в конце коридора, вышел Пращук. Он на ходу застегивал ремень на своих брюках, за Пращуком показалась и Маргарита. Кровь из лопнувшей ранки на ее щеке была размазана по лицу. Маргарита ступала на негнущихся ногах и была похожа на какой-то покалеченный манекен. Валентин Афиногенович хотел и у нее спросить документы, но в эту минуту в ворота отделения с шумом вкатились долгожданные автобусы с задержанными из ресторана. Дежурный отложил расческу и надел фуражку.

Двери автобусов открылись, усталые милиционеры начали вносить преступников. Лида поднялась со своего места. Два милиционера рассадили на скамейке пьяных. В дежурке стало жарко и душно от вдруг набившихся в нее людей.

— Это очень опасный цветочек, — сказал Алексей. — Прошу вас, будьте с ним предельно внимательны.

Но Валентин Афиногенович уже не слышал его. За дверью в кабинете заливался телефон.

— Москва! — определил по звонку Валентин Афиногенович. — Я сейчас!

Он вбежал в кабинет, оттолкнул дверь, сорвал трубку. Все отделение замерло, прислушиваясь. Но дежурный следователь ничего не говорил, только кряхтел и слушал. Наконец он произнес официально и подобострастно:

— Так точно, все понял, сделаем. — И трубка звякнула на рычажках аппарата.

— ФСК Зуднева забирает, — сказал, вновь появляясь перед барьером дежурного, Валентин Афиногенович. — Завтра будет фургон и сопровождение. — Он глянул на электрические часы, потом на свои наручные механические, сравнивая и устанавливая соответствие стрелки личных часов с показанием казенных. — Уже сегодня! — сказал он, чувствуя, как стоя засыпает. — Сегодня!

Нападение на вагон перепутало все расписание, и утренний на Москву, который должен был прийти в восемь двадцать и на который у Маргариты чудом оказался билет, запаздывал. Стоянка поезда была здесь две минуты, и ожидающие не могли даже вернуться в помещение вокзала. Было уже совсем светло. Алексей и Лида также стояли на платформе. Они покинули отделение милиции вместе с Маргаритой и хотели убедиться, что она без приключений сядет в свой поезд.

— Он был третьим! — вдруг прерывая тягостное молчание, всхлипнула Маргарита.

— Кто? — спросила Лида.

— Милиционер… — Маргарита достала из сумочки платочек и высморкалась. — Вчера у меня был только один мужчина. А сегодня их у меня было уже трое!

Подошел поезд. Громко прозвучало по станции радио:

— Стоянка скорого «Симферополь — Москва», прибывающего на второй путь, сокращена. Стоянка одна минута.

Маргарита вошла в вагон. Поезд почти сразу тронулся, но Лида успела увидеть сквозь зеленоватое стекло купе несчастное женское лицо. Она пыталась припомнить что-то важное, что-то задевшее, еще в милиции, какое-то слово или фразу, но не могла. Фраза ускользала.

— Куда мы теперь? — Она шла рядом с Алексеем и смотрела себе под ноги. — Очень хочется спать. У тебя есть идеи, где перекантоваться?

— Большой кожаный диван тебя устроит?

— Вполне!

— Тогда пошли. — Алексей изучал табличку с названием улицы. — Кажется, диван недалеко. Правда, здесь все недалеко.