Александр Бородыня - Эмблема печали

Марина была совершенно спокойна, но, желая противопоставить хоть что-то этому флегматичному, бесстрастному голосу, она имитировала волнение. Она заявила, что дело вел Чухонцев и если бы Максим Афанасьевич не погиб, никакая прокуратура не смогла бы его забрать. Она заявила, что данная разработка более чем перспективна и упускать ее из рук просто обидно. Она рассказала, что все материалы по делу получены в результате внедрения специального агента в фирму и все эти материалы принадлежат исключительно их ведомству.

— Кроме того, — сказала она, немного сбавляя тон, — просто жалко! Они в результате ничего не добьются. Это лишь иллюзия, что дело уже завершено. После того как наш агент покинул фирму «Спектр», никаких шансов у следствия практически не осталось.

— Значит, у них никаких шансов? — спросил бесцветным голосом человек, сидящий за большим дубовым столом, и на Марину посмотрели не мигая жесткие серые глаза. — Ну что ж! Большая партия транзита нам не повредит. В конце концов, на разработку этого дела мы имеем такие же права, как и прокуратура. Почему же лавры должны доставаться им? Но услуга за услугу. — Холеная рука отодвинула бесшумно ящик стола и извлекла тонкую серую папку без маркировок. — Я помогу вам с делом «Спектра», а вы, Марина Владиславовна, возьмете на себя этого человека. — Холеная рука протянула Марине папку. — Уж не знаю, по какой причине они выбрали именно вас, но, честное слово, это не моя инициатива.

Марина взяла папку и раскрыла.

— Интерпол? — удивленно спросила она. — Чего они от нас хотят?

— Существует международный договор о содействии! — вздохнул генерал, глаза его из сонных и мутных как-то моментально сделались неприятно острыми, стальными. — Вся информация в этой папке. Другой у меня нет. Официальный запрос поступил на ваше имя, формулировка расплывчатая. Собственно говоря, если бы вы не пришли, я был бы вынужден вызвать вас.

— А какая формулировка?

— Человек, присланный для контакта с вами, занимается крупными транзитными партиями наркотиков, так же как и вы. По-моему, это логично.

Когда Марина поднялась из кресла и уже повернулась, щелкнув каблучками своих туфель, генерал сказал жестко:

— Я надеюсь, вы будете информировать меня о ходе дела.

— Письменно? — спросила Марина.

— Нет, вы будете информировать меня строго конфиденциально.

В серой папке, которую Марина унесла с собой, был только официальный запрос на привлечение сотрудника к совместной работе, отпечатанный на двух языках фирменный формуляр. И в русском, и в английском вариантах в графе: «Контактный сотрудник ФСК» было проставлено ее имя.

Предполагалось связаться с бельгийским посольством. Марина Владиславовна долго ждала у телефона, пока с той стороны провода в бельгийском посольстве переговаривались, потом телефонистка сказала: «Я вас соединяю», и в трубке послышался мягкий баритон с сильным акцентом.

— Добрый день, Марина Владиславовна, — с явным усилием сказал баритон. — Моя зовут Гельмут Штумпе, я младший секретарь посольства.

— Добрый день. Вы можете говорить по-английски или по-французски, — предложила Марина.

— Спасибо. — Баритон охотно перешел на французский, и французский его оказался с ужасающим акцентом. — У меня для вас есть маленькое конфиденциальное поручение. Я должен вам сейчас продиктовать телефон для связи. Включаю кодирующее устройство.

— Сейчас! — Марина вложила трубку в пазы транскодера и сняла другую трубку. — Можете говорить. Я включила.

— Очень хорошо… Вы должны записать телефон. Это здесь, в Москве. Агента зовут Петр Петрович.

— А фамилия у него есть какая-нибудь, у этого человека? — с явным раздражением спросила Марина на чистейшем французском языке.

— Вам не нужна фамилия. Только имя. Петр Петрович. У меня все для вас. Возьмите карандаш и запишите телефон. Вам нужно связаться с ним в течение этой недели в любой день с тринадцати до четырнадцати часов.

Повесив трубку, Марина посмотрела на часы, было двадцать минут второго. Не раздумывая, она набрала номер.

— Я вас слушаю, — сказал голос без всякого акцента.

— Петр Петрович? — спросила Марина.

— Да, он самый, — весело отозвалась трубка. — С кем имею честь?

— Меня зовут Марина Владиславовна, мне ваш телефон дал один общий знакомый…

— Понял, понял! — перебил веселый голос. — Нам с вами нужно встретиться.

— Когда?

— Да уж чем раньше, тем лучше. Сегодня вы как, Марина Владиславовна?

— Часа в четыре устроит?

— Вполне!

— Где мы встретимся? В конторе?

— Упаси Боже! Давайте где-нибудь в городе.

«Поеду в больницу. Если я сейчас выйду, — соображала Марина, — минут через пятнадцать буду на Пироговке. Нужно договориться о встрече где-нибудь рядом. — Сердце ее болезненно стукнуло. — Что я ему скажу?.. Господи, как я хочу увидеть его!»

— Давайте раньше, — сказала она в трубку. — Скажем, в половине четвертого у входа в метро «Спортивная», устроит вас?

Если на похоронах Чухонцева было еще достаточно тепло, то буквально неделю спустя ноябрь вошел в силу. Жесткий, бесснежный, он закрутил ветром гарь и пыль по московским улицам, начисто сметая в дома всех желающих прогуляться. После ночных заморозков образовался гололед, и увеличилось на дорогах число аварий.

Как и всем начальникам отделов, Марине Владиславовне вместе с новой должностью был предоставлен и соответствующий служебный транспорт, с виду это была обычная потрепанная «Лада» — белая краска немного попорчена, на левом крыле вмятина, сиденья в салоне потерлись, на желтой коже какие-то пятна. В общем, с виду машина без излишеств, но бронированная плита, установленная в основании кузова, специальная подвеска и мощный форсированный двигатель делали ее высокоустойчивой и сверхскоростной. При необходимости на такой машине можно было догнать специализированный полицейский «мерседес», а при определенном умении и остановить его.

Договорившись о встрече с Петром Петровичем, Марина сразу вышла из здания на Лубянке. Ветер обжег лицо. Марина взяла машину со стоянки и направилась в больницу. Генерал выполнил свое обещание, дело фирмы «Спектр» вернули на доследование в ФСК, отняв его у прокуратуры, и теперь ничто не мешало ей увидеть своего бандита.

«Зачем мне все это? — нарочно превышая скорость, думала Марина. Ледяной ноябрьский ветер, врываясь в открытое окно, колол ее щеки. — Что я ему скажу? Что? Он знает, что я работаю в контрразведке. — На обледенелом шоссе машина на такой скорости была почти неуправляема, и, прикидывая минимальный тормозной путь, Марина Владиславовна нарочно увеличивала риск, все нажимала и нажимала педаль газа, это успокаивало ее. — Коша знает, что это я всадила в него пулю, — думала она. — Даже если и не помнит, то уж догадался, наверно. Предложу ему официально работу информатора! А если он не согласится? А если он просто плюнет мне в лицо?»