Николай Блинов - Анастасiя

А разговоры велись — заслушаешься! Кипели общественные и политические страсти, не слабее, чем у нас в девяностых: страна была в гуще реформ. И так же, как в наших девяностых, каждому, даже последнему нищему попрошайке, казалось, что он вершит судьбу страны.

Судебная реформа вызывала больше всего споров. Собеседники дружно сходились на том, что хоть круть-верть, хоть верть-круть, все будет, как прежде: кто сильнее, того и правда. Но все одобряли Земский собор. Все говорили, что с назначением Алексея Адашева лихоимства стало меньше повсеместно. Забоялся чиновный люд, да и «кормщики» присмирели. Надолго ли?

Казанская победа разбудила новую волну патриотизма. Молодой Иван, триумфатор, цезарь третьего Рима вернулся домой во славе спасителя мира. В ту пору его любили все — от спесивого боярина до последнего нищего.

А потом словно черная туча накрыла страну: царь занемог. В ту пору Анастасия перестала появляться среди нищей братии. Но кормили их, как и прежде. По городу поползли слухи, один другого страшней. Будто бояре не смирились с царевой славой, будто извели царя-батюшку зловредным корнем и чародейством бесов. А крест целовать наследнику Димитрию не желают. По некоторым дворам боярским вооружалось ополчение. Вокруг Кремля приказанием Адашева возросла вдвое стрелецкая стража.

И вдруг весть: выдюжил батюшка, благодетель. Уже глядит окрест орлиным оком. Уже на богомолье сбирается хвалить Бога за чудесное исцеление.

Анастасия вновь явилась в людскую.

Однажды в людскую вслед за царицей Анастасией пришел протопоп Сильвестр, и мы сцепились с ним в споре об истинных ценностях веры.

Я сказал слушателям, что чем богаче в стране монастыри, тем счастливее и образованнее люди в миру.

— А скажи, добрый человек, зачем служителю божьему богатство? — вдруг спросила меня Анастасия.

Женщине, хоть будь она царица из цариц, не положено было встревать в мужские разговоры, да тем более о вере. Этим занимались только мужчины. Но вопрос был задан.

— Чтобы вершить добрые дела и помогать бедным, — ответствовал Досифей.

Сильвестр быстро сверкнул на меня своими пронзительными глазами и сказал не Анастасии, а мне:

— Коли ты так хорошо все толкуешь, скажи мне, брат, что такое богатство в божьем мире?

— Весь божий мир и есть богатство, — нашелся я.

— Выходит, по-твоему, чтобы вершить добрые дела, нужно сначала овладеть всем миром? — вопросил священник.

А ведь поймал он меня! Анастасия заинтересованно слушала.

— Бедный тоже может творить добро, но у богатого возможностей больше, — сказал Досифей, но в голосе его все слушатели почувствовали неуверенность.

— А не случится ли так, брат мой во Христе, что, начав собирать богатство для помощи бедным, ты закончишь стяжательством и мздоимством? — снова спросил Сильвестр.

— И это будет грех, — согласился я.

— Так не грех ли всякое собирание богатства как деяние? — в третий раз вопросил протопоп и оглядел горницу орлиным взглядом.

— Истинно грех, — закивали головами убогие.

— Грех, — согласился и я.

— Грех, — сказал Анастасия. — Но и там, где есть бедные, всегда будут одни беднее бедных, а другие богаче богатых. Богатство позволяет помогать тому, у кого его нет.

— Я не говорю про богатую жизнь мирян, — сказал Сильвестр. — Пусть они наживают богатства, но не нарушают закон божий…

— И все же самое богоугодное дело для богатого — это творить добро для бедного, — упрямо продолжала Анастасия и посмотрела Сильвестру в глаза. — Ведь, если у всех одинаково чего-то есть, а чего-то нет, ведь так и не узнать, кто несчастнее. И помогать кому? Тогда как?

Сильвестр не ответил на вопрос. Он неожиданно сказал:

— Грехи есть такие, что и грехами-то их сразу не назовешь. Допустим, кто с ущербом для царского дела родичей вверх движет?

Царица при этих словах даже в лице изменилась.

— Да где же ущерб-то? — спросила Анастасия. — Разве только тем, которые рядом, потесниться, видно, придет срок.

— Тесниться-то, матушка царица, куда? Места нет, тесниться.

Сильвестру надо было, чтобы последнее слово осталось за ним. Вряд ли кто-нибудь из толпящейся в людской братии понял, о чем шла здесь речь. Я один знал причины спора.

— Места, батюшка, всем хватит. Велик свет, — не уступала царица.

Сильвестр на мгновение смешался. Потом сказал:

— Читай святое писание, матушка царица. Там все разъяснено. И не мудрствуй лукаво… — Он помолчал. — Ты, небось, думаешь, будто это божье дело паломниками разъезжать по монастырям да обителям, и вклады делать, да землями братию наделять.

— То не мое, то царя хотение, — сказала царица.

— А не думала ли ты, матушка, что царский поезд во сто карет да во тысячу конников — это тяжелый воз, его не одну неделю и поить, и кормить придется. Он ведь не сеет и не жнет… А царю надобно на троне сидеть и в думе законы приговаривать. Без него, чтобы никакое дело не вершилось. Не лучше ли милостыню-то неимущим людям раздать?..

Сильвестр встал и указал перстом на стрельчатое окно горницы.

— Их там много, неимущих…

— Что в моих силах, я и раздаю, батюшка Сильвестр. А царский поезд я бы тоже раздала, но не мое это владение…

— Здрава будь, матушка, — Сильвестр направился к выходу. — Бог с тобою.

— Я что хотел еще сказать, матушка царица, — сурово сказал Сильвестр, обернувшись в дверях. — Отговори царя ехать на богомолье в Кириллово-Белозерскую обитель, отговори, матушка. Чую, несчастливой будет та поездка. Горе большое мнится мне. Для всех горе…

— Господь Бог только ведает, что кому предстоит. Мы поедем, батюшка. Иван так решил. Вознесем молитву за чудесное царево выздоровление. А там на все его божья воля, — твердо ответила Анастасия.

Сильвестр покачал головой и вышел.

Это впервые Анастасия возразила великому проповеднику, и видно было, что она сама испугалась. Она долго смотрела ему вслед и вскорости тоже ушла, ни разу не взглянув на монаха Досифея.

Я-то, монах Досифей, один изо всей братии вокруг знал, что пророческими были те слова упрямого попа. Рок уже смотрел на Анастасию мертвыми глазами. Будущее время после той поездки царской четы в Кириллово-Белозерский монастырь по-новому обозначилось для всей страны. Ох, поистине, неисповедимы пути господни!

Не в моей воле было уберечь Анастасию и царевича Димитрия от неминуемой беды. Никто не властен изменить порядок причины и следствия. Даже тот, кто волен повернуть виртуальное время. А жаль!

Когда я готовился к очередному виртуальному путешествию в матвеевском «Интернет-кафе», в зал неожиданно вошел следователь Иван Петрович Вихрь.