Николай Блинов - Анастасiя

— Покинули меня, верные мои мушкетеры! Зачем?

Похоже было на эффект курения наркотика, который однажды в школе я испытал, соблазнившись Лехиным опытом. Голова кружилась, мысли прыгали. Только усилием воли удавалось удерживать стрелу времени.

В файле мы с Лехой общались мыслями. Я ничего не печатал на клавиатуре, я думал через СКВИДы. В образе Лехи я скоро понял, что его, как и меня, не устраивал в этой игре набор героев. Монахи, лекари и старцы его больше не занимали. Он целился выше.

— Я понимаю, — говорил компьютерный Леха компьютерному мне, Анатолию Завалишину, — что становиться Иваном Грозным нельзя: на всю жизнь козленочком останешься: шизофреником и убийцей.

— Да, но это значит, кем бы ты ни стал, след той личности неизбежно останется в тебе.

— Согласен, — говорил он.

— Э, брат, — возражал я своему собеседнику, который не мог меня слышать. — Это просто означает, что прошлое нам с тобой не безразлично. Мы должны извлекать из него уроки для будущего. Только и всего.

— Ничего подобного, — отвечал виртуальный Леха. — Прошлое в нас существует физически. Мы его носители… Богом быть не могу, Иваном Грозным быть не желаю… Я — Курбский.

— Но ведь драма Курбского на тебя тоже окажет неустранимое воздействие. Не боишься, что больной сделаешься? — спрашивал я невидимого д′Артаньяна.

— Боюсь, Арамис, — отвечал тот беззвучно.

Александр Герцен, Александр Солженицын, Иван Бунин, плеяда русских эмигрантов — философов двадцатых годов, миллионы изгнанников белой гвардии…

Овеянные грустью, ностальгией, бесконечные волны русской эмиграции будут томить души потомков. Но мы не забыли и первого диссидента земли русской, первого демократа, борца с абсолютной монархией, политического эмигранта, изменника Великого княжества Московского, предателя родины — князя Андрея Курбского.

Когда Андрею Курбскому было двадцать, а Ивану Грозному — восемнадцать, они подружились. Это слово, подразумевающее равенство отношений, здесь, скорее всего, не годится. По рождению один был избранником Бога, неподсудным законам людей, другой вассалом властителя. Но в молодые годы, когда душа жаждет доверия, они сошлись. «Лед и пламень не столь различны меж собой».

Как ни странно, их объединило высокое чувство любви к Родине. Оба верили: два Рима пали, третий — Москва — стоит незыблемо, а четвертому не бывать вовеки. При этом Иван понимал Родину как свою вотчину, а Андрей считал Родиной святую Русскую землю.

Ивану, сироте, лишенному отеческой ласки, озлобленному одинокому волчонку, не везло до семнадцати лет. С этой поры вокруг него собрались близкие люди, ядро верных соратников, единомышленники — синклит любящих людей, «избранная рада», сенат, совет безопасности. Туда входили новгородский священник Сильвестр, костромской дворянин окольничий Алексей Адашев с братом Даниилом, Ярославский князь Андрей Курбский, дьяк Иван Висковатый, князь Дмитрий Курлятев, Михайло Воротынский.

И, конечно, самым близким другом была Ивану Анастасия Романовна, любимая всеми, царица Московская. За те тринадцать лет, пока первая жена царя была жива, Россия совершила столько, сколько не довелось ей в следующие сто тридцать лет.

Были покорены Казанское и Астраханское ханства, завоевана Сибирь, возвращены России западные земли и завершены первые успешные периоды Ливонской войны и войны со Швецией.

Но даже и не это главное. За тринадцать лет с 1547 по 1560 годы были осуществлены гигантского масштаба внутренние реформы, превратившие полудикое Московское княжество в Российскую империю. Появился новый судебник — юридический кодекс России, была организована постоянная армия, суд, школа. Регулярно, начиная с Собора 1550 года созывались всероссийские Соборы. Сильвестром был пересмотрен и дописан Домострой — свод правил жизни, учебник, по которому строили свою жизнь многие поколения россиян. Написан был Стоглав — свод российских церковных законов.

В 1560 году все кончилось. Наследственность, полученная от жестоких предков, и дурное воспитание победили в Иване ангелов — хранителей добра. Его вела по жизни идея божественного происхождения власти. Сильвестр был сослан в северный Соловецкий монастырь, Алексею Адашеву повезло, он умер перед опалой, остальные члены Избранной Рады погибли или пропали в неизвестности, Андрей Курбский успел бежать в Литву и больше в России не появлялся. Он нарушил присягу, предал Родину и стал врагом Русской земли. Но остались письма, удивительный образец эпистолярного искусства предков.

Вот основные вехи жизни князя Курбского.

Ярославский князь Андрей Михайлович Курбский Рюрикович родился в апреле 1528 года, на два года раньше, чем Иоанн.

Призван ко двору царя Московского в 1547 году вместе с Сильвестром и Адашевым. В 1949 году, в двадцать один год возглавлял первый поход на Казань. Далее короткое время служил воеводой в Пронске. Весной 1552 года разбил татар под Тулой, где был серьезно ранен. Это не помешало ему командовать правым крылом армии при взятии Казани. Разбил восставших черемисов и ногайцев. Снова был серьезно ранен. Долго восстанавливал силы. Был назначен воеводой в Юрьеве, одержал ряд блестящих побед во главе войска.

В 1564 году после неудачного сражения с поляками он бежал со своим стременным Василием Шибановым в Литву. Король Сигизмунд тут же пожаловал ему несколько имений, среди них город Ковель. С сентября 1564 года Курбский воюет против России и больше там не появляется.

При советской власти Иван Грозный почитался как гениальный правитель, объединивший враждующие княжества и создавший великую Россию, а Курбский, соответственно, считался предателем Родины, врагом народа. И никто из нас, граждан страны, даже не задавался вопросом, а что было ему делать, обреченному, перед лицом неизбежной гибели, которую он не заслужил никакими неправедными поступками. Конечно, считалось тогда: ему следовало склонить шею под топор карающей царской десницы, как послушно склоняли её тысячи сталинских врагов народа, а граждане одобряли эти казни дружным голосованием.

Мы оставляем здесь за скобками, что, убегая, Курбский обрек на неизбежную гибель жену, малолетнего сына, мать и многих своих родственников. Здесь Бог ему судья. Никто не знает, как сложилась бы их судьба, если бы Курбский остался и погиб сам. Но благородным такой поступок не назовешь никак. Это драма. И Бог судья главному убийце — царю Ивану.

Кроме переписки с царем Иоанном Курбский написал «Историю князя великого Московского» (от 1530 до 1578 годов), чем-то похожую на его письма к Грозному, перевел на русский язык «Предисловие к „Новому Маргариту“», Златоуста, Дионисиия, Василия Великого, отрывки из Евсевия.