Николай Блинов - Анастасiя

За что карала судьба кроткую Анастасию, я не знал.

Она с усилием открыла глаза.

— Меланья, разыщи блаженного Геннадия Костромского, слышишь, Меланья? — позвала Анастасия слабым голосом. — Слышишь ты меня? Скажи там. Я хочу его видеть. Он, небось, на паперти Успенского собора людям прорицает…

Меланья, постельная барышня из знатного рода князей Голицыных, подошла к постели.

— Слышу, матушка царица, — склонила к ней сиделка круглое лицо. — Сей момент скажу…

Меланья вышла. Анастасия давно потеряла счет времени. Она давно уже не осознавала, день за окном или ночь. Через час, а может быть, через три вошел в горницу блаженный Геннадий.

— Плохо тебе, голубке? — спросил я, взяв её за руку. Мои пальцы ощущали частые, неровные толчки пульса. Капли пота блестели на её прекрасном лице. Жалость сжала мое сердце.

— Плохо, батюшка, — тихо отвечала Анастасия. — Бога молю о спасении.

— Молись, милая, молись, хорошая, — шептал Геннадий. — И обязательно будешь спасенной.

Что еще мог я сказать в утешение этой удивительной страждущей душе?

— Я что хотела спросить тебя, божий человек, — продолжала Анастасия, собрав силы. — Перед уходом знать хочу, что будет. Ты ведь ведаешь все… Скажи, божий человек. Пришла, видно, моя пора…

Я не стал отказываться. Знала бы, бедная, в какое чудовище оборотится её любимый супруг, какие дьявольские чары им овладеют, во что он превратит её богоспасаемую Родину, когда жены не окажется рядом. Я перебирал в голове все страшные события следующих пяти десятилетий и ничего не мог выбрать для успокоения души несчастной страдалицы. Я не мог рассказать ей ни про опричнину, ни про семь жен Ивановых, ни про ужасные казни близких, ни про уничтожение Новгорода. Умолчал о разграблении Москвы крымскими татарами, об убийстве отцом сына их, Ивана.

Не надо ей было всего этого ведать. И о страшных годах великой смуты, когда на целых десять лет исчезла независимая Россия, оборотившаяся польской вотчиной, я не рассказал ей.

Я сказал:

— Будь спокойна, божья голубица. В раю жить будешь. Рядом с ангелами небесными парить. Не волнуй душу свою. Ты совершила для России столько, сколько никому не было и не будет более дано. Это благодаря тебе Захарьины-Романовы триста лет будут управлять Русской землей. А страна наша станет великой державою и раскинется от Востока до Запада, от океана до океана, от Севера до Юга. И память о тебе жива будет в веках… Вечно в народе будут оплакивать судьбу твою и возносить доброту и милосердие твое.

— А я ни о чем не жалею, батюшка. Вот только сына потеряла когда-то. Так, видно, Богу было угодно…И судьба моя не была несчастной. Я мужа любила и Богу поклонялась, добро творила…Только очень короткой она была, судьба-то.

— Ну и не жалей, матушка…

— Мало я успела…

— Более твоего никто бы не успел, — сказал я. — Такой, как ты, не было и не будет никогда.

Её рука слабо сжала мою ладонь. На бледном лице родилась слабая улыбка. — Иди, батюшка, Геннадий. Скажи Меланье, чтобы дала воды. Иди с богом. Пусть накормят тебя там. Скажи, я велела. Прощай, поди.

Я последний раз взглянул на это прекрасное лицо, искаженное страданием, и повернул к выходу. Что-то делалось со мной в эти мгновения, хоть я и никогда не считал себя сентиментальным человеком.

— Здрава буди, матушка-царица, — сказал я, — не тужи ни о чем и не говори «прощай».

— Нет уж, видно, прощай, батюшка, — молвила она слабым голосом.

Я вышел.

— Воды просит, — обратился я в прихожей к придворной боярыне Меланье. — Поторопись!

У входа блаженный Геннадий замешкался, одевая драный зипун, и увидел из-за колонны, как явился из темноты некто в черном. Мрачная фигура в рясе до пят скользнула к Меланье. Монах протянул руку и бросил что-то из рукава в серебряную чашу с водой, которую готовила боярыня. Фигура исчезла так же незаметно, как и явилась, растворилась в темном углу. Меланья молча взяла чашу и пошла к спальне царицы.

Я ни о чем не думал. Я забыл о компьютерной программе игры, забыл о законе причинности, я не помнил ничего в это мгновение.

Ноги мои сделали три быстрых прыжка, и я схватил Меланью за руку.

— Что ты творишь, подлая? — закричал я, заметил боковым зрением, как из темного угла метнулась ко мне зловещая фигура в рясе, и ощутил удар в грудь, слева, где сердце…

Все погасло.

Глаза мои открылись. Я увидел стены в интернет-кафе «Виртуал-экстрим», полки с книгами. Распалась цепь времен. Пять сотен лет миновали в одно мгновение ока.

Я сидел на операционной постели и несколько секунд озирался вокруг, ничего не соображая. Потом я спустил ноги на пол, нащупал свои ботинки, сунул в них ноги и нетвердо покачался на пятках. Окружающая действительность медленно обретала реальные очертания. Стрела времени уже изменила свой полет.

Я увидел перед собой озабоченное лицо Матвея.

— Ну ты, типа, в форме? — спросил он.

— Типа, да, — сказал я, — но еще, типа, не очень. Но я знаю, что проиграл. Зато мне понятно теперь, что случилось с Лехой Васильевым. Я угадал, какой эпизод он выбрал в игре и кого спасал.

— Я тоже угадал, — сказал Матвей. — Я перед тем, как тебя туда засунуть, снизил в четыре раза напряженность поля… На всякий случай.

— Может быть, и не зря, — сказал я. — Уж очень сложный там мир, даже посложней нашего, только без компьютеров.

— Ну не только, — возразил Матвей. — Там много чего еще нет… Атомной бомбы, например. Хорош был бы Иван с атомной бомбой…

— Только люди, представь, все те же, — сказал я.

— Что удивительно, — согласился Матвей.

Я потряс головой, отгоняя видения.

— Не мешало бы кофейку по этому случаю… Надо очухаться.

— Пойдем, найдем, — ответил Матвей. — А можно чего-нибудь и покрепче.

Перед моим мысленным взором стоял прекрасный скорбный лик Анастасии. И никуда не уходил. Сердце все еще стучало неровно. Там щемило…

— И все-таки я еще раз убедился, что время и эмоция взаимосвязанные параметры. Только никому еще не удалось установить, какова эта связь, — сказал я, когда мы подходили уже к стойке бара.

— Время — деньги, — хмыкнул Матвей. — Время, которое у нас есть, это — деньги, которых у нас нет. Вот тебе и связь. Давно установлена.

— Плохо шутишь, — сказал я. — Не остроумно.

— Как умею, — ответил он.

— И все же есть способ путешествовать во времени и не нарушать законов причинности, — добавил я, беря в руки бокал с коньяком.

— Ну конечно, нет ничего проще. Надо путешествовать только в компьютерном виртуальном времени, — сказал Матвей.

— Нет, — возразил я. — В реальном. Когда возвращаешься из прошлого, перевари полученную информацию и произведи направленное изменение в будущем. В этом, наверное, и заключается глубинная связь информации со стрелой времени. Надо попробовать и вывести аналитическую зависимость. Масштаб сенсуального времени обратно пропорционален логарифму количества воспринятой информации.