Николай Блинов - Анастасiя

Вот оно! Роковое Иваново признание. Вот разгадка его страшной судьбы. Я, Алексей Васильев, угадал ее….

Крон, Кронос, Хронос — бог времени, по греческой мифологии отец Зевса, верховного бога Олимпа. Кронос остался в веках за то, что пожирал собственных детей.

Да, время пожирает все, и своих детей в первую очередь. Кроновы жертвы, о которых пишет Иван, это ведь безвинные казни подданных, друзей, близких, тех, которые его любили. Это убийства, в которых, таким образом, он письменно признался.

А что до упомянутого разлучения с женою, то Иван имеет ввиду, скорее всего, внушение Анастасии кем-то из близких мыслей о неправедных деяниях царя, а вовсе не убийство. Иначе он бы прямо и сказал об этом. Но он боится слова «смерть». Хотя Андрей понимает это как прямой намек на прямое убийство.

А что, как не Кронова жертва, убийство собственного сына на склоне дней, в котором у истории нет сомнений?

Только времени дано право пожирать своих детей и быть единственной вечной субстанцией мира. Никому из смертных этого не дано. Иван захотел быть выше Бога, выше Животворящего креста. Он захотел стать Кроносом, владетелем времени.

По счастью для человечества, тиранам недоступна вечность. Они смертны, также как последние их рабы.

Царь Иван:

«А зачем вы захотели князя Владимира посадить на престол, а меня с детьми погубить? Разве я похитил престол или захватил его через войну и кровопролитие? По Божьему изволению с рождения был я предназначен к царству, и уже не вспомню, как меня отец благословил на государство, — на царском престоле и вырос. А князю Владимиру с какой стати следовало быть государем?

Какие у него достоинства, какие наследственные права быть государем, кроме вашей измены и его глупости?»

Андрей:

«А о Владимире, брате своем, вспоминаешь, как будто бы его хотели возвести на престол, воистину об этом и не думал, ибо и недостоин был этого. А тогда я предугадал, что подумаешь ты обо мне, еще когда сестру мою силой от меня взял и отдал за того брата своего или же, могу откровенно сказать со всей дерзостью, — в тот ваш издавна кровопийственный род».

Иван упрекает облыжно. Курбский прав во всем.

Следующие отрывки вызывают некоторое раздражение навязчивым повторением аргументов, на которые нет ответа. У Ивана это прямое безосновательное хвастовство победной славой русского оружия, которой на самом деле не было. К этому времени Виктория отвернулась от русских армий. У Андрея же — оправдание, что он не послал написанного ранее ответа на пространную эпистолу Иванову: он боялся, что его почтальона постигнет участь Василия Шибанова, который передал Ивану первое письмо Курбского, а потом был замучен царскими палачами.

А далее следуют угрозы и обличения: «Твои страсти тебя терзают! Ты страдаешь днем и ночью!» Это не так уж далеко от действительности.

Итак, сначала откровения постаревшего Иоанна, далее откровения Андрея, который уже тринадцать лет подданный польского короля. Но все, как прежде. Так же болят старые раны, как телесные, так и душевные.

Царь Иван:

«Нынче вас нет; кто же нынче завоевывает претвердые германские крепости? Это сила Животворящего Креста.

Писал ты нам, вспоминая свои обиды, что мы тебя в дальноконные города как бы в наказание посылали, — так теперь мы со всеми сединами и дальше твоих дальноконных городов, слава Богу, прошли и ногами коней наших прошли по всем нашим дорогам — из Литвы и в Литву, и пешими ходили, и воду во всех тех местах пили, — теперь уж Литва не посмеет говорить, что не везде ноги наших коней были. И туда, где ты надеялся от всех своих трудов успокоиться, в Вольмер, на покой твой привел нас Бог: настигли тебя, и ты еще дальноконнее поехал».

Андрей:

«А в том же послании напоминаешь, что на мое письмо уже отвечено, но и я давно уже на широковещательный лист твой написал ответ, но не смог послать из-за постыдного обычая тех земель, ибо затворил ты царство Русское, свободное естество человеческое, словно в адовой твердыне, и если кто из твоей земли поехал, следуя пророку, в чужие земли, ты такого называешь изменником, а если схватят его на границе, то тем или иным способом предаешь его смерти.

Смерть тем страшна, для которых все потеряно вместе с жизнью, а не тем, слава которых бессмертна. А изгнание страшно тем, для кого узки границы, в которых он может жить, а не тем, для кого дом — все просторы вселенной. Тебе, окаянному, угрожает исчезновение всего того, что почитаешь за блаженство и расцвет. Твои страсти тебя терзают! Ты страдаешь днем и ночью! Такому, как ты, мало того, что есть, а что имеет он — боится утратить. Тебя мучает совесть из-за злых дел твоих! Тебя страшат видения суда и закона: куда ни взглянешь, словно звери, окружают тебя твои злодеяния, так что не дают тебе и покоя.

Зачем ты, безумный, все еще бесчинствуешь против Господа своего? Разве не настала пора образумиться и покаяться и возвратиться к Христу? Пока еще не отторгнута душа от тела, ибо после смерти не опомнишься, а в аду не исповедуешься и не покаешься».

Завершается последнее письмо Ивана таким же подробным перечислением дат и географии места писания: «Писано в нашей отчине Ливонской земле, в городе Волмере, в 7086 году (1577 г.), на 43-м году нашего правления, на 31-м году нашего Российского царства, 25-м — Казанского, 24-м — Астраханского».

Для чего же написано второе послание Ивана? Все аргументы и обвинения остались прежними. Каждый из корреспондентов с каким-то мазохистским наслаждением смакует свои несчастья и обиды и шлет проклятья противнику. Новыми оттенками являются лишь полное наименование царского титула и рассказ о победах русского оружия. Уж не хвастовство ли это стареющего шизофреника? Грызущая его потребность оправдать свои чудовищные преступления. Вот, дескать, вас уже нет со мной, я грешен, а Русь стоит и побеждает своих врагов.

Подтверждением этому служат заключительные слова царева послания, где поминается город Волмер, откуда пришло первое письмо князя Андрея. Теперь оттуда писал Иван.

В этой эпистолярной истории, где так выпукло обозначилась эпоха и её характеры, есть несколько загадок, так и не решенных историками:

1. Была ли отравлена царица Анастасия или она умерла в тридцать лет от ужасной неведомой болезни? А если отравлена, то кем?

Ведь с её смертью многие связывают перевоплощение царя из мудрого владыки в дикого неистового карателя.

По исследованиям современных паталого-анатомов в тканях Елены Глинской и Анастасии обнаружены следы ядов. Насколько достоверны эти исследования, правда, неизвестно.

Царь Иван неоднократно, но как-то невнятно обвиняет Курбского: «А с женою моей зачем вы меня разлучили?» Он, конечно, никогда не считал убийцами Анастасии членов Избранной Рады. Да они и не могли ими быть, потому что никто из них к 1560 году уже не оставался в Москве. Не связано ли разлучение с женой с какими-то собственными переживаниями царя, которые не дают ему покоя и через двадцать лет?