Марина Крамер - Силиконовая надежда

Он провел почти бессонную ночь, ворочаясь с боку на бок в постели и никак не умея отделаться от мыслей о Вике. Матвей то и дело садился, обхватывал голову руками, словно хотел вытрясти из нее образ бывшей возлюбленной, но никак не мог. Ему казалось, что даже постель хранит запах ее туалетной воды, хотя после разрыва с Викой он вынес все постельное белье на ближайшую помойку и купил новые комплекты. Он уничтожил все, что могло так или иначе напомнить ему об этих двух годах, но убить собственную память так и не сумел.

Они познакомились в компании, куда Вика пришла с кем-то из девушек друзей Матвея, он даже не понял, с кем именно. Просто увидел невысокую брюнетку с яркими синими глазами, веселую и эффектную, хоть и не совсем модельных параметров. Весь вечер Матвей не сводил с Вики глаз, но так и не решился подойти и заговорить и, видимо, так и ушел бы ни с чем, если бы девушка не подошла к нему сама.

– А нас, кажется, не познакомили? – сказала она низким грудным голосом и улыбнулась. – Я Вика.

– Матвей, – буркнул он, чувствуя, что краснеет, и благодаря природу за то, что уже достаточно стемнело и этого не будет заметно.

– А вы хирург, да?

– Хирург. А вы?

– А я в банке работаю.

– И как? Нравится?

– Ну, вы еще спросите, знаю ли я, как его правильно ограбить, – рассмеялась девушка, чуть запрокинув голову. – Это самый популярный вопрос после того, как я озвучиваю место работы, – объяснила она, заметив, что Матвей не понял шутки.

– Нет, не спрошу, мне это ни к чему.

– Тогда можно я спрошу? Вы какой хирург?

Как раз в это время Матвей начал переквалификацию и занялся пластической хирургией, но почему-то не счел нужным сразу говорить об этом, испугавшись, что девушка начнет выдавать в эфир банальности вроде «а можно мне увеличить грудь» или «какая форма носа мне пойдет».

– Общий, – ответил он. – Ничего захватывающего.

– Ну, почему же? – возразила Вика. – Мне кажется, это самая сложная специальность, нужно столько всего в голове держать. – И она посмотрела на него с восхищением.

Матвей осмелел и предложил проводить Вику, она не отказалась, и они гуляли по городу до рассвета, который встретили, обнявшись, на самой высокой точке, с которой открывался вид на городскую панораму.

С этого началось. Вика, конечно, не была первой девушкой Матвея, у него было несколько романов, но все они заканчивались одинаково – девушки жаловались на то, что Матвей много работает, в свободное время сидит с книгами и конспектами и совершенно не живет так называемой социальной жизнью. Это странное определение включало клубы, рестораны, ночные тусовки – словом, то бесцельное, по мнению Матвея, времяпрепровождение, которое он не любил с детства.

С Викой все было иначе. Она не рвалась на тусовки, с удовольствием проводя вечера в холостяцкой квартире Мажарова. Он занимался, она читала или вязала что-то, закутавшись в клетчатый плед на диване. Они пили чай, разговаривали, смотрели кино, и им никогда не было скучно. Примерно через пару месяцев Матвей почувствовал, что ему становится очень одиноко, когда поздно вечером он провожает Вику домой, и он предложил ей переехать.

Она согласилась не сразу, и это, как ни странно, еще сильнее расположило Матвея к ней.

В какой момент все пошло под откос, Матвей не мог понять до сих пор. Как, когда милая домашняя Вика превратилась в фурию, в ревнивую, злобную кошку, при каждом удобном случае выпускавшую когти?

Но и он сам изменился. Стоило Вике задержаться после работы, как в голове Матвея возникали картины одна ярче другой – Вика с каким-то красавчиком, Вика в клубе, Вика в ресторане в компании каких-то толстосумов, Вика в постели. Матвей гнал эти видения от себя, но через минуту они снова возвращались. Вика оправдывалась, объясняла что-то, но он не слышал. Первая драка случилась неожиданно, хотя к этому все шло. Матвей схватил Вику за горло, она же, не желая оставаться в долгу, вцепилась ногтями ему в лицо. Ощущение крови на собственной коже и жгучая боль в разодранной щеке отрезвили Матвея, он с удивлением увидел свою руку на шее Вики и здорово струхнул. Но и Вика была ошарашена новыми ощущениями, ее взгляд стал мутным, губы дрожали, руки – тоже, она смотрела на Матвея и едва не плакала. Мажаров порывисто обнял ее, прижал к себе, забормотал извинения. Вика высвободила руки, взяла его лицо в ладони и вдруг впилась в его рот поцелуем. Они даже не потрудились дойти до спальни, так и закончили акт примирения в коридоре.

Потом это стало происходить регулярно – Вика словно специально вызывала в Матвее агрессию, он срывался, причинял ей боль, они бурно мирились. И все бы ничего, если бы с каждым разом физическое воздействие, прикладываемое Матвеем, не усиливалось. Остатками разума он понимал, что однажды просто не рассчитает силу и либо сломает девушке что-то, либо вообще… Но остановиться оба уже не могли, все остальное перестало для них существовать – только вот этот адреналин, вот эти эмоции. Матвей стал нервным, он чаще ловил себя на грубости в адрес персонала, боялся сорваться во время операции, если что-то шло не так, как ему хотелось. Кроме того, он стал подозревать Вику в том, что нужен ей исключительно для того, чтобы получать вот такие эмоциональные взрывы, а на самом-то деле она его не любит и непременно бросит, когда найдет кого-то, кто будет устраивать ее еще больше. Он даже себе не мог объяснить, откуда в нем появился этот страх быть оставленным женщиной. И – боялся сорваться.

Разумеется, в конце концов все закончилось именно так, как и опасался Матвей. Он ударил Вику по лицу и сломал ей нос. Когда адреналиновая волна схлынула, он увидел кровь на ее лице, синяки и буквально съехавший набок кончик носа и испугался. Нет, не наказания, а того, что произойдет в следующий раз. А в том, что все будет только хуже, Матвей уже не сомневался.

Он сам отвез Вику в хорошую клинику, сам оплатил операцию и провел с девушкой все время, что она пробыла там. Но после выписки повез ее не к себе, а в кафе возле ее дома, посадил за столик и, сев напротив, жестко сказал:

– Мы должны расстаться, Вика. Так больше нельзя.

– Тебя что-то не устраивает? – спросила она удивленно.

– Да. Эти отношения меня разрушают.

– Ты разрушаешь себя сам.

– Пусть так. Но больше я этого делать не стану. Я не для того потратил столько лет, учась в институте, чтобы так бездарно спустить свою карьеру в унитаз. Прости. Ты… – Он собирался сказать, что она замечательная, прекрасная и все, что еще, наверное, говорят при расставании, но Вика вдруг встала и произнесла без тени эмоций:

– Не трудись. Я думала, ты мужик. А ты слабак и тряпка. Тряпка, о которую кто-то вытер ноги. Тебя выкинули за ненадобностью, вот ты и бесишься, хотя сам не осознаешь причины. Твоя мать, увы, оказалась права. И так будет всегда. Прощай, Мажаров, надеюсь, мы никогда больше не увидимся.