Марина Крамер - Силиконовая надежда

Она вышла из кафе так быстро, что Матвей даже не успел понять, что произошло. И еще в памяти застряло что-то о матери, брошенное Викой, но вот что именно, оглушенный происходившим Мажаров вспомнить не мог.

А вернувшись домой, он взял большой мусорный пакет и принялся складывать туда все, что еще осталось из Викиных вещей, основную часть которых он перевез, пока она лежала в клинике. Этого оказалось уже не так много – какие-то мотки ниток, спицы, косметика, какие-то блокноты. Из одного из них вывалился листок, испещренный Викиным бисерным почерком:

Матвей даже подумать не мог, что Вика могла так тонко чувствовать, так проникновенно выкладывать мысли на бумагу. Если бы не все остальное, он ни за что ее не бросил бы.

Этот листок со стихами Мажаров долго хранил в том самом конверте, что потом сжег, случайно обнаружив где-то в недрах шкафа.

…Утро застало его на балконе, в одеяле и с чашкой чая в руке. Матвей сидел прямо на полу, делал глоток за глотком и смотрел невидящими глазами перед собой, не замечая наступившего дня. Предчувствие, что сегодня случится что-то, не отпускало Матвея. Он вздохнул, потряс головой, прогоняя оторопь, поднялся и побрел в душ.

– Анька, ты в субботу ко мне не приезжай. – Голос Гека в трубке в половине шестого утра звучал как-то глухо и, как мне показалось, даже расстроенно, что меня, конечно, обрадовало.

– Что-то случилось?

– Да, ко мне тут человек должен подъехать, отказать я не могу, он по делу. В общем, давай, может, в воскресенье?

Я мысленно представила себе запущенную квартиру, уборку в которой планировала сделать в субботу, и поняла, что после нее мне нужна будет неделя отпуска, а не на работу в понедельник, но отказываться тоже было нельзя – вдруг Гек рассердится и оборвет нашу связь. Миша категорически запретил мне отказывать объекту даже в мелочах – нервный, подозрительный Гек не подпускал к себе посторонних, и то, что мне удалось проникнуть к нему, можно было считать редким везением. Поэтому я подавила вздох и сказала:

– Да, давай тогда в воскресенье.

– Тогда с утра прямо приезжай, как проснешься.

– Я-то рано просыпаюсь, а вот ты до обеда спишь, сам же говорил.

– Ну, проснусь, открою тебе дверь и досплю – какая разница, – рассмеялся Гек. – А ты умеешь булочки с корицей печь?

– Ты меня оскорбил! – притворно обиделась я. – Любишь булки с корицей?

– Люблю. Раньше в доме напротив была кофейня, там продавали.

– Хорошо, в воскресенье испеку. Тогда до встречи?

– Да. Я тебе позвоню в субботу вечером.

Мы попрощались. Я потянулась и откинула в сторону одеяло. Нужно вставать, принимать душ и ехать на работу, даже хорошо, что Гек позвонил. Интересно только, кого это он впускает в квартиру. Миша рассказал мне обо всех, кто может оказаться там, но Гек тоже о них говорил – это парочка его университетских приятелей, никакого секрета, с одним я даже знакома. А сегодня он сказал «человек придет», не уточнив, значит, это кто-то другой. Может, Мишу предупредить? Вдруг это что-то важное?

Я выглянула в коридор – соседи еще спали, душ свободен, можно спокойно постоять под водой, не опасаясь услышать стук в дверь. Ранние подъемы в квартире с общей ванной тем и хороши, что успеваешь сделать все свои дела без спешки.

Мне иногда приходила в голову мысль о том, что пора бы как-то решить свой жилищный вопрос и купить наконец пусть маленькую и на окраине, но собственную отдельную квартирку и не толкаться больше в общей ванной. Но всякий раз я гнала ее от себя – в конце концов, не так уж много времени я здесь провожу, а присутствие соседей за стенкой избавляет меня от щемящего чувства одиночества. Тем более с соседями повезло, они тихие и не скандальные, пожилая супружеская пара и девушка-студентка, спокойная, не приводящая в дом компаний. У нас всегда чисто, уютно, никто не спорит из-за графика уборки, никто не оставляет после себя грязь в ванной, а в праздники мы даже можем все вместе накрыть стол и посидеть. Правда, чаще мы делаем это втроем, потому что студентка Даша уезжает к родителям в деревню. Да и вообще – эти люди создают мне иллюзию семьи, которой у меня не было.

Первым делом, приехав на работу, я отдала распоряжения по поводу завтрака, а потом решила навестить Настю и узнать, как прошла ее первая ночь в клинике. Захватила пару груш и яблоко и отправилась в отделение.

На посту вовсю шла передача смены, медсестры сверяли назначения, проверяли анализы, протирали всюду пыль – Аделина могла в любой момент появиться с рулоном бинта и проверить чистоту на шкафах или цветочных листьях.

– Здрасте, Анна Александровна, – заметив меня, весело проговорила заступающая на дежурство медсестра. – Вы к нам чего?

– Как тут Настя Котова поживает? Как ночь прошла?

– Ой, да кошмар! – тут же подключилась к разговору ночная сестра Женя. – Она плакала весь вечер, пришлось повторно колоть успокоительное. Где-то к двум часам только уснула.

– Ее никто не искал?

– Нет.

– Она проснулась уже, не знаете?

– Проснулась, минут пятнадцать назад приходила, спрашивала, когда врачи будут.

– Пойду тогда посмотрю, как она там.

Я вошла в палату и не сразу нашла маленькую Настю в огромной кровати. Она лежала у самой стенки, свернувшись в клубок и сунув голову под подушку. Ее соседка, молодая женщина с забинтованным лицом, приветливо поздоровалась со мной и снова вернулась к расчесыванию длинных белокурых волос, накрывавших ее водопадом.

– Доброе утро, Настя. – Я присела на край кровати и аккуратно постучала пальцем по подушке, закрывавшей голову девочки.

Настя вздрогнула и резко села, прижав к груди одеяло:

– Ой, это вы…

– Как ты себя чувствуешь? – выкладывая на тумбочку груши и яблоко, спросила я.

– Щека болит, – негромко проговорила девочка, прикасаясь рукой к повязке.

– Ты ничего не трогай, после завтрака придет Аделина Эдуардовна, посмотрит тебя и перевязку сделает. Но ты ей непременно скажи, что щека болит, она должна это знать, поняла?

Настя закивала головой.

– А потом меня домой отпустят?

– Настюша, – беря ее за руку, произнесла я, стараясь говорить как можно убедительнее, – ты должна понять, что отпустят тебя только тогда, когда это решит Аделина Эдуардовна. Она врач, ей виднее. Ты ведь не хочешь остаться с изуродованным лицом на всю жизнь, правда? На тебя скоро мальчики будут заглядывать…