Дарья Кожевникова - Стеклянное сердце

Могло ли быть так, что кто-то выкрал Элькину карту памяти из телефона, подсунув вместо этого первую попавшуюся, чтобы пропажа не сразу бросилась в глаза? Подумав об этом, Тая как будто наяву услышала насмешливый голос сестры: «Ага, а я заметила и с горя тут же побежала топиться». Тая даже оглянулась, надеясь увидеть говорившую. А потом стряхнула с себя наваждение, решительно взяла Элькин телефон и направилась к выходу, посчитав, что вполне может поделиться своим открытием с Трофимом Михалычем и спросить, что он об этом думает.

Участкового Тая нашла в его кабинете. На столе перед ним лежала полуразобранная старенькая рация, которую он пытался починить.

— Здравствуй, Таисья, — кивнул он, сделав попытку вежливо приподняться, но тут же торопливо рухнул обратно на стул, так как часть деталек оказалась у него на коленях, и он едва успел их поймать. — Входи, присаживайся. С чем пожаловала?

— Поговорить хотела, — принимая его приглашение, Тая опустилась на стул. — Появились тут у меня кое-какие мысли насчет Эльки.

— Таиска, ну сколько ж можно! — мученически вздохнул участковый. — Уймись ты уже наконец! А то один тут приходит и без зазрения совести признается, что подглядывает за голыми девками, так, мол, подозрительно, что Элька купалась в одежде. А в чем ей, интересно, было купаться, если он там околачивался? Детектив, блин! Теперь ты туда же со своими мыслями-подозрениями. Следствие закрыто, экспертизы сделаны. И Элеонору уже не вернуть, как бы ты ни билась-скандалила. Или ты что, думаешь, мне ее не жаль? Да она нам тут всем как родная была. Наша, местная. Не удравшая в город в отличие от тебя, дезертирки. Так что дай ты уже наконец ей покоя.

— Может, вначале вы меня все-таки выслушаете? — мрачно спросила Тая, стоически дождавшись окончания его монолога.

— Ну, давай, — сдаваясь, махнул рукой участковый. — Что у тебя там?

— Тапки и карта памяти, — озаглавила Тая, заметив, как при упоминании о карте у участкового болезненно дернулись усы. Но безжалостно принялась излагать подробности.

— Тапки, — проворчал Трофим Михалыч, когда Тая умолкла. — Ну могла же она выскочить из дома, отбежать и только потом заметить, что не переобулась? А возвращаться уже не стала. Элька такая была, она в случае чего могла и босиком.

— Но куда же она тогда так летела?

— Тебе честно сказать? Думаю, услышала, как возле озера что-то пилят, вот и кинулась проверять, что именно. Ты же знаешь, что там некий Кирилл Демидов построил дом? Все законно, все разрешения на это у него были, но Элька кипела и плевалась по этому поводу так, что я иногда даже опасался — не хватит ли ее удар. И все за ним наблюдала, как бы он не сделал чего — ни ведра воды в озеро не выплеснул, ни березку какую спилил. А у него и на территории частенько пилили. Ну, чисто дрова там, брус, доски и прочее, он же еще не достроился до конца. Так Элька кидалась буквально на каждый звук!

— Да? — Тая задумалась. В принципе объяснение было простым и вполне правдоподобным. Вот только если бы Элька так кинулась на встревоживший ее звук, то вряд ли она стала бы возиться с дверным замком, запирая дом! Однако с этим Тая решила Трофиму Михалычу все же не надоедать. Спросила о другом: — А что вы мне тогда про карту памяти скажете?

— Ох уж мне эти карты! — Участковый поморщился, снова шевельнув усами. — Вначале ко мне прибегает секретарша директора, в слезах и соплях, и требует, чтобы я нашел ее карту, которую у нее из телефона вытащили, — там, мол, всякие щеночки-пупсики, которых она обожает, и таких больше негде взять. И с тех пор каждый божий день мне покоя не дает. Теперь ты затрагиваешь ту же тему… Погоди! — встрепенулся он. — Ну-ка, давай на нее взглянем, на твою карту. Может, это та самая?

— Та, можно и не глядеть. Щеночки и пупсики, — Тая извлекла и небрежно бросила пластиковый прямоугольничек на стол. — Зовите сюда свою потерпевшую, пусть опознает эту муть. И пусть заодно скажет мне, где тогда Элина карта?

— Про это она ничего не говорила. Она рыдала, что карта пропала, а не что ее подменили.

— А может, еще раз ее расспросите, поподробнее? — с надеждой сказала Тая.

Трофим Михалыч вместо ответа просто взялся за телефон. И уже минут через десять вызванная девушка, визжа и хохоча от счастья, опознала свою пропажу. И даже кинулась было к Трофиму Михалычу целоваться, но он мягко ее отстранил:

— А скажи-ка ты мне лучше, Агафья, другой карты вместо этой тебе не подкидывали?

— Нет, — захлопала ресницами девушка. — Я просто хотела песенку включить и поняла, что ее в телефоне нет. А потом смотрю, у меня вместо карты просто пустая ячейка…

— Вот видишь, ничего, — сказал Трофим Михалыч Тае после того, как счастливая обладательница найденной карты унеслась восвояси. — Странно, конечно. Зачем это было нужно? Может, Элька пыталась как-то над ней подшутить? Пупсиков как-то исказить, песенки поменять с оригинальных на пародийные? Да начала и не успела. Они же работали рядом, а Элька на дух не переносила таких вот пустозвонных кукол. Кто теперь это скажет?

— Но куда она свою-то карту тогда дела? — спросила Тая.

Но узнать, что по этому поводу думает участковый, ей было не суждено: на пороге появился взволнованный посетитель и тут же, не переводя дыхания, выпалил:

— Михалыч, там того… это… мужики Тереху в траншее нашли!

— Эка невидаль! — усмехнулся Трофим Михалыч. — Да его по семь раз в неделю кто-нибудь находит. Если есть охота возиться, пусть сами его домой тащат. Я вам участковый, а не разносчик.

— Да нет, не так нашли, — парень сбился, а потом выпалил: — Похоже, что разбился он, насмерть!

— Как?! — ахнула Тая, заломив руки.

— Так, без паники, — одернул ее разом помрачневший участковый. — Сейчас пойдем, на месте во всем разберемся, что там да как на самом деле.

Тереха и в самом деле был мертв. Чтобы понять это, даже не требовалось спускаться в ту траншею, в которую он упал, оставив перед тем на тротуарной обочине вывернутый булыжник и цепочку следов, как если бы запнулся, а потом был вынужден пробежать несколько шагов в попытке сохранить равновесие. Он, наверное, до самой последней секунды не подозревал о том, что его короткий путь оборвется свежевырытой траншеей. А теперь лежал в ней, какой-то неестественный, скрюченный, бледный, со свернутой под нелепым углом головой.

— Да, итишкина жизнь, час от часу не легче! — в сердцах выругался Трофим Михалыч, явно расстроенный Терехиной гибелью, хотя при жизни покойный регулярно доставлял ему неприятности. — Так, все назад, не топчите здесь! Будем следственную бригаду организовывать.

— А чего тут, и так все ясно, — уныло сказал кто-то из мужиков. — Набрался да и рухнул в яму. Она ж тут недавно вырыта, Тереха привыкнуть к ней еще не успел, а домой не раз продвигался на автопилоте. Да и по прямой редко когда ходил, все больше зигзагами.