Джозефина Тэй - Поставь на карту жизнь. Любить, но не терять рассудка. Что сказал покойник

Наша машина свернула на круто поднимающуюся вверх подъездную дорогу. Высокие кованые ворота, преграждавшие путь, при нашем приближении бесшумно распахнулись, и дальше мы покатили через тенистый ухоженный парк. Вокруг по-прежнему не было ни души, и я окончательно перестал понимать смысл происходящего. «Понтиак» с парочкой гангстеров подходил к этому антуражу, как пластмассовый стакан к парадной сервировке. О себе я и вовсе молчу: усталый, издерганный, небритый, провонявший потом, жалкий частный детектив, единственный клиент которого убит. Это ли не полная катастрофа! От таких неудачников стоит держаться подальше, вдруг да невезенье передается подобно насморку!

«Понтиак» остановился у белой виллы в испанском колониальном стиле. Я вышел из машины и с наслаждением потянулся. Сопровождавший меня парень явно чувствовал себя спокойнее; спрятав пистолет в карман, он вытер о штаны потную ладонь и кивком показал мне, куда идти. Я вошел в дом, конвоир за мной не последовал.

Волна прохладного, свежего воздуха подействовала на мое разгоряченное тело так, словно меня внезапно столкнули в бассейн с холодной водой. В доме царил полумрак — в окна были вставлены светопоглощающие стекла, и где-то бесшумно работал скрытый от глаз идеальный кондиционер. Навстречу вышел сухопарый мужчина в темном костюме, и, столкнись мы в другом месте и при других обстоятельствах, я бы, возможно, счел его комической фигурой: лакей, типичный английский камердинер! Окинув неодобрительным взглядом мой мятый костюм, он неторопливо, с достоинством прошествовал впереди меня к гостиной. Нет, не комической он был фигурой, а страшноватой.

Лакей ввел меня в огромную гостиную. Стены были увешаны мексиканскими ткаными полотнами, на мозаиках мраморного пола пышнотелые нимфы ласкали мускулистого юношу. Предметы из стекла и хрома перемежались антикварными экземплярами эпохи Возрождения. Стеклянная раздвижная стена отделяла от гостиной террасу. Возле столика на террасе стояла стройная девушка в белом платье. Она даже не обернулась в мою сторону, устремив взгляд к морю, словно преданная жена, поджидающая мужа-рыбака. И будто по заказу, как в плохом кинофильме, где режиссер все строит на штампах, чураясь оригинальных идей, внезапный порыв ветра всколыхнул ее платье и длинные светло-каштановые волосы. Зрелище было столь прекрасным и неправдоподобным, что его можно было принять за заставку телевизионной рекламы.

— Садитесь, пожалуйста, — раздался голос из-за письменного стола.

Я посмотрел в ту сторону. Темный, консервативного покроя костюм с жилетом. Черные, с отливом волосы. Умные, с огоньком глаза, которые видят тебя насквозь и с одного взгляда определяют, на что ты способен, а за высоким лбом идет опасная работа мысли: там решается твоя судьба. Добавьте к этому описанию туловище ребенка ниже средней упитанности. Хозяину не было нужды представляться. Услышав красивого тембра тенор, я сразу понял, с кем имею дело. До личного знакомства у нас, правда, не доходило, однако каждый, кто в штате читает газеты и смотрит телевизор, частенько встречается с этим человеком.

— Прошу сесть, — нетерпеливо повторил он.

Я подчинился. Если верить газетным статьям, то Джеронимо Траски — враг общества номер один, самый опасный главарь мафии после Аль Капоне.

— Моя фамилия Траски, — без всякой нужды сообщил он, когда я, послушавшись его, сел. — Выпьете чего-нибудь? Разумеется, выпьете.

Я не заметил, чтобы он нажал какую-то кнопку, однако лакей загадочным образом материализовался у бара и принялся готовить коктейли. Траски молчал, я тоже не спешил нарушить молчание. Джентльмен не обсуждает свои дела в присутствии слуг.

Надо отдать ему должное, подумал я. Вот ведь как тактично предупредил меня, что хотя мы вроде бы и одни, но тем не менее его безопасность обеспечена. Лакей пододвинул ко мне какой-то хрупкий столик и поставил на него высокий поблескивающий бокал с ледяным напитком зеленоватого оттенка. Я попробовал его на вкус. Напиток оказался великолепным, он обжигал и одновременно остужал горло и при этом скользил внутрь с такой же легкостью, как молоко. Я успел наполовину осушить бокал, когда лакей исчез.

Траски, не притронувшись к своему бокалу, не сводил с меня пронизывающего взгляда. На миг во мне шевельнулась тревога, но затем я спокойно продолжал прихлебывать напиток. Если хотя бы половина из того, что пишут о нем, — правда, то этот человек уничтожил больше недругов, чем сенатор подсиживает соперников на выборах. Но на отравителя он не похож, и пожелай он избавиться от меня — его подручные расправились бы со мной на дому.

— Полагаю, вы наслышаны обо мне, — улыбнулся он.

Улыбка у него была обаятельная, и не знай я о нем всего, что знал, то проникся бы к нему симпатией за одну эту улыбку. Его лицо рано состарившегося ребенка похорошело, огромные глаза словно стали еще ярче и больше.

— Не придавайте значения слухам. Газеты не всегда пишут правду. Видите ли, — он понизил голос, словно поверял мне заветную тайну, — если бы я выглядел как все нормальные люди, никто бы и не знал, что я вообще существую на свете. Ну а так… — в его голосе зазвучали нотки горечи, — я стал темой для пересудов.

Я осторожно кивнул. Знать бы, чего ему от меня нужно. Если сочувствия — пожалуйста, а больше я ничем не располагаю.

Траски по-прежнему испытующе смотрел на меня. Не нравился мне этот взгляд.

— Не так-то уж настойчиво вас осаждают клиенты, верно ведь? — неожиданно спросил он.

Я утвердительно кивнул.

Он протянул свою миниатюрную руку и впервые за время нашего разговора поднес бокал к губам.

— Вот о чем я раздумываю, — тихо произнес он, осторожно ставя бокал на стол. — Поручить ли мне вам работу или, напротив, доверить вас моим людям, пусть поработают над вами.

Мне нечего было сказать, поэтому я промолчал.

— Пожалуй, вам это не безразлично! — вспылил он.

— Пожалуй, — уклончиво согласился я.

Опять из ниоткуда возник лакей и вопросительно взглянул на Траски. Тот сделал нетерпеливый жест рукой. Через минуту передо мной стояла очередная порция чудесного напитка, который оказался ничуть не хуже, чем в первый раз.

— Ну, выкладывайте, — усталым тоном распорядился Траски, когда мы снова остались одни.

И я выложил ему все как на духу. Бывают минуты, когда умничать ни к чему. Бывают люди, с которыми умничать просто нельзя. Я рассказал все, умолчав лишь о Сэмми. Не знаю, почему я так поступил. Возможно, потому, что это было мое личное дело. Или потому, что Мэри Харрис заплатила мне — правда, немного, всего лишь две сотни аванса, — чтобы я защитил ее, а я не сумел.

Траски молчал. Я понятия не имел, о чем он думает. То ли его действительно интересует, что произошло на самом деле, то ли ему любопытно знать, что известно полиции. Или он попросту развлекается? Если так, то я не мог составить ему компанию.