Ларс Миттинг - Шестнадцать деревьев Соммы

— Эдуард, — сказала Гвен. — Ты так же давно не ужинал по-настоящему, как не менял одежду?

— Увы, — кивнул я. — Я не могу туда зайти… в таком виде.

Она нагнулась к раструбу водосточной трубы, набрала в ладонь воды и прошлась пальцами по моей челке.

Ко мне прикоснулась девушка. Девушка, называющая меня Эдуардом. Короткое мгновение, на которое из туч выглянуло полуночное солнце . На улице Леруика.

— Снимай анорак и бери его под мышку, — велела моя новая знакомая. — Ты немножко обтрюханный, но сойдет и так. Это все-таки не Бибендум.

— Какой Бибендум?

Но она уже толкнула дверь.

Через пять минут мы сидели за столиком, держа в руках меню в обложке из вишневой искусственной кожи. Когда дверь на кухню открывалась и выпускала к столикам индийца в белой рубашке, к нам плыли вязкие ароматы.

Гвен стряхнула со щеки что-то невидимое и встретилась взглядом с официантом, который тут же поспешил к нам. Как она это делает? Я еле осмелился войти, она же прямо от входа заставила крутиться вокруг нас двух официантов. Отказалась, все так же без улыбки, от предложения сесть за стол посреди помещения — пришлось им поскорее убрать неаккуратную груду посуды с только что освободившегося углового столика, заменив скатерть: « With new linen, please» [33] С новой скатертью, пожалуйста ( англ. ). .

— Что ты любишь, Эдуард? — спросила Гвен, когда столик был готов.

— Я не знаю, — сказал я и тихонько рассмеялся. Мне постоянно приходилось смотреть на ее лицо, чтобы помнить, что мы ровесники и что внешность у нее, собственно, вполне рядовая.

— Что смешного?

— Я раньше не был в ресторанах.

— Не поняла…

— Таких, как этот. Только в кафе. И в лавке фиш-н-чипс в Брее. Самый северный фиш-н-чипс в Великобритании.

— Ну, какой же это ресторан, — сказала девушка. — Скорее, зал ожидания.

Тут подошел официант, щуплый мужичок с зачесанными со лба волосами. Я растерянно пялился в меню. Гвен резко захлопнула свое.

— Мне, пожалуйста, только корму с креветками. А вот этот джентьмен желает на первое суп маллигатони, на первое горячее — цыпленка по-раджастански, а на второе горячее — пасанду из баранины. И еще для нас обоих пешаварский нан, саг бхаджи и дал тарка. Две разных пакоры, разрежьте пополам. Дa, хлебцы поппадум, разумеется, и разные чатни к нему. Ему безалкогольного пива, он на машине. Подливайте, когда будет кончаться, его мучит жажда. Мне бокал красного вина, есть у вас хорошее «Бароло»? И видите, нам нужна пепельница? O’кей? Прекрасно.

Когда молодая девушка носит старые поцарапанные мужские часы, за этим кроется какая-то история. Во всяком случае, когда эта молодая девушка натягивает на часы рукав, стоит кому-нибудь посмотреть на них. У меня было чувство, что Лиск может прикрыть рукавом куда более важные тайны, чем часы.

— Что ты пытаешься найти? — спросила она. — Это состояние? Из-за которого, как говорят, Эйнар убил ту семью?

Я покачал головой.

— Нет. Я даже не знаю, что там было.

— Так что же ты тогда ищешь?

Этот вопрос засел во мне крепко, как бородавка в коже. Я никогда ни с кем как следует не обсуждал его. Даже с Ханне, которая всегда, стоило заговорить о 1971 годе, отворачивалась.

Может быть, дело тут было в том, что Гвен — посторонний человек. Что между мной и саксюмскими сплетнями пролегло Северное море. И кто-то вдруг проявил интерес к моему прошлому. При этом Гвен походила на камень, глубоко ушедший в землю. Мне захотелось немножко поорудовать ломом, посмотреть, где его получится подковырнуть.

— Когда я был маленьким, — сказал я, — мы с мамой и отцом поехали отдыхать. Я потерялся, а через четыре дня меня нашли.

— Представляю, как обрадовалась твоя мать, когда ты нашелся.

— Мама умерла. И отец тоже. Меня растил дедушка.

Лиск как раз расстилала салфетку на коленях, но застыла с зажатой в руке белой накрахмаленной тканью, не завершив движения.

— Господи, — сказала она, замерев, а потом положила салфетку на стол. — Так ты сирота?

— Вероятно, кто-то нашел меня и не знал, что со мной делать.

На мужских часах, которые в тот момент были мне видны, протикало полминуты. Я не заикнулся о том, что Эйнар, возможно, связан с этой историей. Не рассказал о газетных вырезках. А Гвен, когда обрела дар речи, не сделала то, чего я ожидал, — не связала мою историю со слухами об Эйнаре. Нет, она как будто ввела всю информацию в счетную машину.

— Не может быть, чтобы все произошло именно таким образом, — сказала она. — Четыре дня не могли пройти просто так. Нашедшие тебя либо сразу же связались бы с полицией, либо намеренно прятали бы тебя дольше.

Я посмотрел на нее. Впервые мне встретился человек, который на самом деле пытался найти логику в моем исчезновении. А не хоронить его в вязком забвении, не делать вид, что ничего, собственно, и не случилось.

— Ты сначала исчез, так что они погибли, разыскивая тебя? — уточнила Лиск. — Или вы были вместе, и ты единственный остался в живых?

— Вероятнее всего, первое, — ответил я. — Иначе зачем бы им ходить по подлеску, в котором полно старых снарядов?

— Гм, — сказала Гвен. Я видел, что она продолжает размышлять.

— Странно, что мы оказались там рано утром, — добавил я.

— Дети рано просыпаются, — заметила моя собеседница. И добавила через пару секунд: — Так говорят.

— Может быть, кто-то мечтал о ребенке, — сказал я, посмотрев на нее. — Я иногда представляю себе, как это могло быть. Если б я рос в другой семье и ничего об этом не знал.

— Ты узнал бы, — возразила Лиск. — Раньше или позже ты заметил бы что-нибудь.

Как мама у своей приемной матери, подумал я.

— Ты ничего не помнишь? — спросила Гвен.

— Помню, что кто-то ссорился и кричал. Что я сидел в машине. Потом что-то такое с игрушечной собачкой. Она виляла хвостиком, если нажать в определенном месте. Но я не знаю, настоящее это воспоминание, или я это придумал. Мне было всего три года. Или почти четыре. Я родился в начале года.

— Я многое помню из того времени, когда мне было четыре, — сказала девушка.

Индиец принес первое блюдо — сочащуюся жиром лепешку с тмином и керамические мисочки с оранжевым и зеленым соусами. Я присмотрелся к тому, как ест моя собеседница, и стал делать так же. Когда язык ощутил этот спектр вкусов, я впал в гипнотическое состояние. Вот пища, скрывающая глубокие смыслы.

Как скрывала свои Гвен, казалось мне.

Она сходила в уборную и наложила макияж, едва заметным слоем. Вернувшись, села на другое место — на трехместный диванчик спиной к стене. Стена была декорирована темно-красными обоями со сложным узором, а над Лиск висела картина, изображающая охотников, отгоняющих тигров от слона. Вероятно, она сознательно выбрала это место. Вписала себя в декор, зная, что в окружении охотников выглядит более женственной.