Ларс Миттинг - Шестнадцать деревьев Соммы

Вниз от спускового механизма по рукояти сбегал длинный узкий язычок вороненой стали. На нем значилось четыре цифры. Но номер не был выгравирован — наоборот, металл вокруг цифр был тщательно сточен, так что число «5572» выступало над поверхностью.

Гвен проговорила этот номер про себя.

— Тебе бы к оружейнику съездить, попросить, чтобы выяснил историю этого ружья, — сказала она. — Ты же и так собирался в Эдинбург.

— Ну, не знаю… Что они могут рассказать? Это же просто дробовик.

— Просто дробовик? У всех действительно старых вещей есть своя история. Особенно у всех британских вещей ручной работы, которые стоят состояния. Я думаю, они тебе сильно помогут — скажут, откуда древесина, использованная для его изготовления. И как такое дорогое ружье попало в руки столяра, изготовлявшего гробы. Ты раньше бывал в Эдинбурге?

— Никогда.

— А каком-нибудь другом большом городе?

— Только в Леруике.

— Now why does not this surprise me [45] И почему меня это не удивляет ( англ. ). , Эдуард? — Девушка покачала головой. — Тебе тогда стоит оставить машину в Леруике и сесть на паром до Абердина. А оттуда уж ехать поездом. — Она посмотрела на поцарапанные наручные часы. — Паром отправляется через пять часов. Прекрасно успеешь.

— Зачем ты звонишь сюда ? — спросил ее отец.

— Ну, просто хотел узнать, нельзя ли поговорить с Ханне.

— Ты что, издеваешься? — проворчал он и повесил трубку.

Монетки с шуршанием провалились в нутро телефона-автомата и выпали в металлический поддон. Я подсчитал неудачно сделанную ставку.

Ставку, которая к тому же разрослась до опасно крупных размеров. Потому что даже через шум на телефонной линии я расслышал непривычное ударение на слове «сюда». Я стоял в будке автомата и через заляпанное стекло смотрел на пасущихся на склонах гор овец . Сквозь расселину между горами проглядывало море. В поле зрения появилась рыбацкая лодка. Она скрылась задолго до того, как я сумел переварить то, что, должно быть, сотворила Ханне.

Отчасти в напряженном ожидании, отчасти с неохотой я пробежался пальцами по цифрам на диске. Этот номер телефона я помнил лучше многого другого, но все равно воспринимал его как нечто чуждое.

Ведь мне же никогда раньше не нужно было звонить домой в Хирифьелль.

На том конце линии послышались гудки. Я совершенно отчетливо представлял себе со всеми мельчайшими подробностями, как на комоде в пустом доме на пустующем хуторе перед фотографией моих родителей стоит и вовсю звенит телефон.

В трубке послышался щелчок, и я вздрогнул, когда потрескивание было прервано словом « алло» , которое долгие годы наполняло меня ожиданием, а теперь лишь вселило тоску.

— Хирифьелль, — произнесла она. — Слушаю!

— Это ты , — отозвался я.

— Хa-хa, дa! Это я!

— Я разговаривал с твоим отцом, — сообщил я.

— Он был смурной?

— Да не более смурной, чем обычно.

— Не обращай внимания, Эдвард.

— Послушай, — сказал я, — ты на хутор только что приехала?

— Я тут четыре дня как. Сначала просто ненадолго завернула. В плаксивом настроении, должна признаться. Картофель взошел хорошо. Я все поля проверила — нигде ни пятнышка. Потом зашла в дом, осмотрелась. Подумала: «Он от этого уехал. Конечно, уехал. Но он вернется». А на следующий день наступила ну такая летняя погода… И, может быть… Хотя, давай мы об этом поговорим в постели, когда ты вернешься, Эдвард? Но я жалею, что так скисла, когда ты уезжал. Ты правильно поступил. Я тобой горжусь.

«Черт, черт, черт!» — думал я, чувствуя, как змеи копошатся у меня в животе.

— Ты меня слышишь? — позвала Ханне.

— Да. Конечно. Я… просто как-то все неожиданно.

— А ты чем занимаешься?

— Привожу в порядок дома. Он их мне завещал.

— С ума сойти! Значит, теперь у нас вдруг на Шетландских островах появилось место, куда можно поехать отдохнуть?

Я закусил губу. Пока мы оба молчали, в автомат провалилась монетка.

— А где ты спишь? — спросил я.

— На втором этаже бревенчатого дома. В нашей старой комнате. И книжки сюда перенесла. Так здо́рово — никто не дергает, можно спокойно читать книги по профессии. Курю сколько угодно, и никто не ворчит. Стараюсь и хозяйство вести. Во всяком случае, скосила газон, прополола грядки с овощами… А что мне делать с клубникой?

Я схватился за лоб.

— Много ее?

— Хватит на целый полк.

— Пусть стоит как есть.

— Так ведь сгниет же! Я собиралась всю ее собрать и отдать в дом престарелых. Хорошо?

— Послушай, Ханне, ты не обязана вести хозяйство. Я скоро вернусь. Пусть все будет как есть.

Провалилась монетка. Еще одна.

— Что произошло, Эдвард? — спросила моя подруга.

— Много что, — сказал я.

— Послушай. Я… я всегда думала, что ты будешь жить здесь. Вдали от всех и — на запоре. А вот теперь я здесь побыла, разобралась в своих чувствах. Тебя здесь не хватает. Мне нравится мысль, что я здесь, а ты — там. Что ты скоро вернешься домой.

Я смотрел на пушистых овец за каменными оградками с завистью: вот бы моя жизнь была так же незатейлива, как их! Но, может быть, и у овец есть свои сложности, просто я о них не знаю.

— Ханне. Не стоит строить… ожидания, — проговорил я.

— Я много думала, — отозвалась она. — То, что ты сейчас делаешь…

— Не продолжай, — перебил я ее, — Ханне. Послушай. Я не могу обещать тебе, что вернусь домой таким же, как прежде.

— То есть как это? А каким?

— Я тебе через несколько дней перезвоню, — сказал я. — У меня монетки кончились.

Вскоре ее голос пропал и сменился короткими гудками. Я вышел, все еще сжимая в кулаке кучу монеток.

Паром отвалил от Холмсгарта, развернулся и прошел мимо Леруика. Город открылся передо мной: жирный дым из высоких труб, белые краеугольные камни домов, рыбаки на набережной и старинные пушки на Форте Шарлотты.

Прошло четверть часа, а я все так же стоял и смотрел, как мимо проплывает изрезанный волнами берег. Однообразный, безлюдный. Только черные скалы — все остальное смыло в море.

В это время на палубу вышла девушка. Она облокотилась на перила в нескольких метрах от меня. На ней был твидовый жакет, облегавший выпирающую попу.

Я не пошевелился. Сделал вид, что ничуть не удивлен.

Мы все стояли. Одну минуту, две…

Вдруг, как по сигналу, — или, может, нас одновременно потянуло друг к другу? — мы оказались рядом. Ее рука коснулась моей.

— Ты в Абердин? — спросил я.

— Да, по делам. А ты? Раскошелился на каюту?

— Взял дешевое место на палубе.

— А дробовик где?

— В машине.

— Так ты не внял советам и все-таки поехал на машине?

Я сдержал глупую улыбку.

— А как называется вон то место?

— Да вроде Тросвик. А что?