Ларс Миттинг - Шестнадцать деревьев Соммы

— Просто мне нравится говорить по-английски. Надо бы получше выучить его. Чтобы произношение было не как у доктора-иностранца.

На нас повеяло ветерком. Гвен подняла воротник и посмотрела на меня.

— Хочешь, я буду учить тебя английскому? — предложила она.

— Да вроде уже вовсю учишь, — ответил я.

— И еще одно. Ты собирался заявиться к Диксону — вот так?

— Как так?

— Но нельзя же… А впрочем, неважно.

Мы миновали южную оконечность острова. Буруны на кромке мыса становились все меньше в размерах.

— Ты взял дешевое место, — предположила она, — потому что догадывался, что кто-то уже заказал каюту?

— Вовсе нет, — возразил я.

— Ну, мне надо спуститься вниз, — сказала Гвен, когда Шетландские острова пропали из виду. — Идешь со мной?

— Сначала носки сними, — велела Гвен, поворачивая хромированную ручку двери в каюту. — Потом брюки снимешь.

Расстегивая куртку, она повернулась ко мне спиной. Ее лопатки были туго обтянуты черным джемпером. Обрисовались лямочки бюстгальтера, а на шее у нее пульсировала жилка.

— Ты говоришь то, что я думаю, что ты говоришь? — уточнил я.

— Именно. Скидывай носки. Потом остальное. All the way down [46] Все скидывай ( англ. ). . Я тоже. Только свет погасим.

— Не знаю, могу ли я принять такой дар, Гвен…

— Да брось! Это мы английским занимаемся.

— А при чем тут носки? — В горле у меня пересохло, во лбу покалывало, но в штанах колотилось доказательство того, что скоро мое тело потребует исполнения своей воли.

Вот плата за бал-маскарад, подумал я. Кто угодно, кроме нас, тех, кем мы с Гвен собственно были, давным-давно уже переспали бы друг с другом. Вот что мы делаем, чтобы сохранить маску. Этого не случилось бы, если б мы признались, кто мы такие на самом деле. Если б я не признался, что знаю о том, что она ищет наследство. Но тогда Гвен выставила бы меня и заперла дверь. А она необходима мне для дальнейшего; мне придется переспать с лоцманом, чтобы миновать шхеры.

«Но это жидкое объяснение, — сказал я себе. — Просто тебе захотелось этого лоцмана и всего того, что она несет в себе».

— Слушай, — сказала Гвен, ткнув указательным пальцем в мою грудь. — Ты просил учить тебя английскому. Я это толкую в том смысле, что ты принял решение. Потому что англичане мертвенно бледны — и всегда носят черные носки. Нет ничего более отталкивающего, чем бледный голый мужик в черных носках. Поэтому всегда сразу снимай носки. Ну, давай. Теперь будь хорошим англичанином.

Я проснулся. Выглянул в оконце каюты, ощутил движение судна по серо-черному морю. В моих руках все еще жило тело Ханне. Выпуклости попы, упругость бедер, суставчики позвоночника, когда я проводил пальцем вдоль ее спины. Гвен была другой, шире и грубее, и, когда она оседлала меня ночью, мои руки не находили того, чего искали, словно они переводили прикосновения на другой лад, чтобы получилась Ханне. В то же время что-то нашептывало мне: « Дa, делай это, раз уж начал, отдайся этому целиком и полностью».

Проснулась Гвен.

— Что ты такое ночью сказала? — спросил я.

Она скинула одеяло. Хмыкнула. Потянулась к чемодану и достала пачку « Крейвен A».

— Перед тем как море задрожало подо мной? — уточнила она, доставая сигарету.

— Примерно тогда, дa.

— Это входит в твой курс английского.

— Жду не дождусь ответа.

— Это был совет королевы Виктории женщинам на брачную ночь. Close your eyes and think of England [47] Закрой глаза и думай об Англии ( англ. ). .

— Ты это не сказала , — сказал я. — Ты завопила так, что в машинном отделении было слышно.

— Good fun [48] Очень смешно ( англ. ). , — кивнула Гвен, после чего отдала мне свою сигарету и вывернулась из постели, прихватив с собой одеяло. Каюта была небольшой, и я следил за девушкой глазами, пока она сделала пару шагов до ванной. Обнаженные лопатки топорщились, под одеялом обрисовывалась чуть широковатая попа.

Я снова задремал. Снаружи было темно.

Гвен появилась одетой в белую блузку и черную юбку.

— Скоро пять часов, — сказала она. — Давай скорее.

— Так ведь паром причалит только через три часа?

— Урок английского не закончился. Тебе надо переодеться для визита к «Диксону и Сыну».

— Что мне надо?

— Переодеться.

— Но он же просто оружейник. Да и не во что мне переодеваться. Разве что чистое белье могу надеть. Я прокипятил его в кастрюле на Хаф-Груни.

— Sweet heavens [49] Святые небеса ( англ. ). , — сказала Гвен. Она пробралась мимо валяющейся на полу одежды и достала стоявший в углу потертый кожаный чемодан. — Так и думала. Слушай. A gunmaker — это не просто лавка, где «торгуют ружьями». Ты же попадешь прямо к алтарю британского снобизма. Где old money [50] «Старые деньги»; капиталы, нажитые предыдущими поколениями ( англ. ). прожигают, словно польские злотые. Когда богачи могут оправдать покупку тем, что их приобретение послужит и следующему поколению, и тем поколениям, что придут после, то абсолютно никаких границ — повторю, никаких — не существует. Цены на оружие астрономические. А ты заявишься в задрипанном анораке и дырявых кроссовках… Что, в Норвегии так принято?

— Есть кто и получше одет.

— Они подумают, что ты украл ружье и такой дурак, что пытаешься разузнать, сколько оно стоит. Еще в полицию позвонят.

— Что же ты только сейчас мне это говоришь? — проворчал я, сев в постели.

— Обслужат, конечно, любезно, но они терпеть не могут timewasters, недотеп, которые бросают тень на уровень клиентов магазина, а еще больше они ненавидят wannabes [51] Выскочка; человек, лезущий не в свои сани ( англ. ). , и видит бог, уж они дадут тебе знать, что тебе там не место. Одними взглядами поставят тебя на колени. Тебя только одно может спасти: дать им понять, будто ты в близком родстве с кем-то, кто когда-то купил себе «Диксон». Надо выглядеть презентабельно, иначе они тебя живьем сожрут.

Гвен совершенно изменилась. Как-то разом она предстала передо мной стопроцентно искренней. Ее затуманенному взору, где-то в промежутке от замкнутого до таинственного, пришла на смену деятельная и пылкая горячность. Может быть, она все же правда Гвен Лиск? Может ли болтушка быть вруньей?

— Откуда ты все это знаешь? — спросил я.

— Ныне живущее семейство Уинтерфинчей — это old money в седьмом поколении. Но у нас сейчас нет времени на светские разговоры. К тому же ты понимаешь, что я не могу обсуждать своего работодателя. Главное, что ты выглядишь ужасно. Совершенно непрезентабельно. Стрижка у тебя клевая, надо сказать. Старомодная, но изумительно эксцентричная.

Девушка распустила кожаные ремни чемодана, достала из него две пары вельветовых брюк и пригляделась к оттенкам коричневого цвета. Расправила твидовый пиджак, в темно-бежевую ткань которого вплетались тонюсенькие зеленые и темно-красные нити, образуя узор в крошечную клетку, разглядеть который можно было только вблизи. Уперла руки в боки.