Сергей Зацаринный - Шведское огниво

– С этим Ильбасмышем что стало?

– Пропал. Сгинул, словно и не было никогда. Ни разу никто нигде о нём ни слова не молвил. Убили, скорее всего. Чтобы не мешал. Затоптали, как зайчонка в загонной охоте. Тогда ведь курултаем всё дело не кончилось. Слишком уж всё нежданно вышло. Сила то была на стороне Тук-Буги. Собирались его только утвердить на курултае, ждали пока все соберутся. Узбек ехал с границы, от Кавказа, он там войском командовал. Пока добирался, кое-кому и пришла в голову мысль: «А чем не хан?». Царевич золотого рода, внук Менгу-Тимура. Тохте племянник родной. Знаешь как бывает? Может статься и самого не спрашивали. Как говорится: «Без меня меня женили». Двинула чья-то могущественная рука, как пешку в ферзи на шахматной доске жизни. Зря что ли сам Узбек потом лет десять прятался за лесами в Мохши? Умный человек. Понимал, что случилось один раз – может случиться и во второй. Как видишь не зря боялся. Долго расходятся круги на воде жизни. Двадцать лет прошло – и вдруг объявляется эта дочка Кутлуг-Тимура. Не сама появляется. Кто-то зачем-то её нашёл и привёз сюда. Снова двигает невидимый игрок фигуры на вечной доске жизни. И снова хочет провести пешку в ферзи. Ох, не к добру это!

Злат неожиданно рассмеялся и хлопнул ладонью о скамью:

– Скоро Бахрам сюда придёт. Он пошёл проследить, куда тот человек с корабля направился. Хочешь, угадаю, что он скажет? Сразу догадался, как про эту чёртову свиную ногу услышал.

– К эн-Номану? – робко предположил Илгизар.

Злат от разочарования даже крякнул:

– Выходит не я один такой умный.

Почтенный шейх Ала-эд Дин эн-Номан ибн Даулетшах, жил на покое в окружении преданных мюридов на окраине Благословенного Сарая. Некогда лекарь ещё хана Тохты, а затем и наставник самого правоверного султана Мухаммеда, в миру Узбека, теперь он почти совсем отошёл от дел, обременённый летами. Однако из своего молитвенного уединения, он, как старый филин, зорко следил за всем, что происходило в столице и в ханской ставке. Сам Узбек его очень уважал и к его мнению прислушивался. В бытность свою в столице каждую неделю непременно навещал, выражая при этом крайнее послушание и смирение.

Илгизар познакомился с этим почтенным старцем, когда в начале лета тот приглашал их с наибом к себе. Как раз по делу о той самой копчёной ноге. Шейх ещё дал тогда юноше для переписки трактат Омара Хайяма «Слово о пользе вина». Который Злат тут же и вспомнил:

– Ты эн-Номану рукопись его вернул?

– Давно уже собираюсь. Два месяца, как переписал. Да всё робею.

Злат только усмехнулся. Илгизар зарабатывал переписчиком на базаре и обладание редкой рукописью, неизменно вызывало уважение заказчиков и собратьев по ремеслу. Любой нормальный писец постарался бы продержать её у себя, как можно дольше.

– Ему, поди, уже доложили, что тот, за кем он следил, исчез накануне таинственным образом из запертой изнутри комнаты. Думаю для старого хрыча такие загадки не в диковинку.

– Ты же рассказывал, что двадцать лет назад он помог Узбеку взойти на царство.

– Было дело. Только к убийству Тук-Буги он вряд ли причастен. Зарубил того Исатай. Тот что теперь в Синей Орде эмиром. А он больше с генуэзцами водился. Он был в роду киятов старшим. Знатный род. Из него сам отец Чингизхана вышел. Так что, как не поворачивай, а по старшинству кияты даже выше Золотого рода. В улус себе получили ещё с Батыевых времён Крым. С генуэзцами у них дружба старая. Золотом скреплённая. А Тохта генуэзцев изгнал. Киятам оно крепко по карману ударило. Так что приправой в котле тогдашней смуты было не только золото хорезмских купцов от эн-Номана. Наверняка позванивали там и фряжские безанты.

Наиб наставительно поднял палец:

– Тогда ведь что случилось? Сарай переборол Орду. Город победил степь. Толстозадые купчишки заставили плясать под свою дуду отважных батыров. Золото пересилило булат. Поначалу ведь ничего не ясно было. С курултая часть эмиров ушла в степь – не признали Узбека. Большой войной запахло. Как при Ногае. Только уже к весне всё затихло. Эмиры один за одним признавали нового хана. Над кунгратами вместо Кутлуг-Тимура встал его брат Сундж-Буги. А уж как кунграты покорились, так и вся степь усмирилась. Тем более что дорога к миру обильно поливалась купеческим золотом. Видимо-невидимо раздаривалось тогда дорогих халатов, бесценных мехов, самых лучших сабель. А сколько бабьего узоречья, бус-жемчугов всяких, благовоний, тканей заморских. Кому как не Баялуни было знать присказку про ночную и дневную кукушку? Она и Узбека быстро к рукам прибрала. Она и в Мохши его увезла – подальше от интриг и заговоров. Теперь вот оказалось, что там же и Кутлуг-Тимур скрывался. Уж не она ли его припрятала до поры до времени? С неё станется. И с франками она всегда возилась. За то её эн-Номан и не любил. Да и то сказать – Узбек ведь только после её смерти себя султаном объявил и в Сарай вернулся. Неспроста ведь это.

Злат почесал нос и заговорщицки подмигнул Илгизару:

– Нынешнюю ханскую любимицу Тайдулу ведь тоже Узбеку Баялунь подсунула. А она дочь этого самого Кутлуг-Тимура. Вот только Баялуни то уже больше десяти лет, как не стало.

– Исатая в Синюю Орду тоже отослали от греха подальше?

– Как знать. Царские мысли на то и царские, что нам чёрной кости их знать не положено. Только, я думаю, вряд ли Узбек Исатая опасается. Нет у него цепного пса вернее и преданнее. Потому как поднял тот руку на человека Золотого рода, пролил царскую кровь. За это по степным законам земля мстит. Хану ему и смерть положена ханская. Почётная. Хребет обычно ломают. Главное, чтобы кровь Великого рода не пролилась. Хан Тохта того воина, что Ногая когда-то убил, самолично зарубил. Так и сказал: «Пусть не проливает простой народ ханскую кровь». Так что без Узбековой защиты Исатай долго не протянул бы.

Наиб понизил голос:

– У нас во дворцовой страже был один старый нукер, который тогда своими глазами видел, как дело было. Никто и не ожидал ничего. Тук-Буга принимал приезжих в походном шатре. По одному, по два. Остальные снаружи толпились. Сила вся была у хана – бояться вроде нечего. Только ещё князь Владимир Мономах поучал своих детей: «Не снимай оружие не оглядевшись. Внезапно ведь человек погибает». Как будто про Тук-Бугу. В шатёр они вошли вдвоём – Исатай и Алатай. Тот был из сиджутов. Их род ещё Батыю был в подчинение отдан. Рядом с Тук-Бугой стоял Маджи – его главный эмир. Уйгур. Старая, хитрая лиса. Ещё Ногаю служил. И предал. Теперь при новом хане уже почти поймал горностая счастья за хвост. Был он очень склонен к своим единоплеменникам – ламам, мудрецам. Да и то сказать, в ту пору квадратное письмо, кроме уйгуров у нас в Сарае и не знал почти никто. Все битакчи были из них. Я тоже в своё время у уйгура учился. На той самой Чёрной улице, где летом нашли задушенного бедолагу со свиной ногой.