Алла Полянская - Кто на свете всех темнее

— Так чего ж ты убегала?

— А чего мне было не убегать? Ждать, что он и меня ножом угостит? Спасибо, положите на комод такую перспективу.

— Я не о том. — Кинг-Конг набычился. — Почему от следствия скрывалась?

— А тебе не приходило в голову, что я понятия не имела насчет того, что меня ищет следствие? Или я должна была сама прийти в полицию и сказать, что я ничего не видела? Кто бы мне поверил? Полиция, или убийца, или ты? Так уж совпало, что накануне я поссорилась с семейством и съехала из дома, но это не значит, что я скрывалась.

Конечно, я пряталась, но кому какое дело?

— Я тебе верю. — Кинг-Конг задумался. — Ты не врешь, я это вижу. Ты вообще редко врешь, я давно за тобой наблюдаю… Нет, ты хуже, чем Линда. Ты все обо всех понимаешь как-то очень сразу, а люди этого не видят — они видят только ослепительную красоту, а то, что за ней сидит хищник, — нет, никому в голову не приходит, а я это знал и раньше. Думаю, Линда была такая же, и дед тоже. Надо же, как природа шутить умеет! Да, полиция, конечно, не поверила бы… Ты ведь знала о нас с Валерией?

— Знала.

— Но никому не сказала. — Кинг-Конг кивнул. — А могла бы. Но ты не из болтливых, и лишь потому я не стану возвращать тебе давешний должок, хотя поступила ты со мной по-сволочному.

Это он свои разбитые тестикулы имеет в виду.

— Тогда чего ты хочешь сейчас?

— От тебя — уже ничего, я выяснил то, что хотел. — Кинг-Конг снова прислушивается. — В этом доме что-то неладно, по-моему. Ну, потом разберусь. Да, Августа красочно упала, кто бы мог подумать, что можно так разбиться, просто свалившись с лестницы.

— Ты ведь этого не видел?

— Нет, я пришел как раз на момент ваших разборок вокруг Людмилы. Что с ней не так?

— А то ты не знаешь! — Алекс злобно посмотрел на Кинг-Конга. — Сам же и убил ее. Труп-то убрал, только мы все ее видели.

— Зачем бы я стал ее убивать? — Кинг-Конг хмыкнул. — Она никак не мешала мне — обычная баба, приживалка при богатом родственнике, старший куда пошлют. Я ее и видел-то редко.

— Ну да! — Алекс опасливо отодвинулся от карающего ботинка. — Если я не убивал и никто из собравшихся — а мы это уже выяснили, то остаешься ты. Ведь, кроме тебя, здесь никого чужого нет.

Кинг-Конг собрался было что-то сказать, но в холле хлопнула дверь, послышались шаги.

Звук шагов замер на какой-то миг — труп Августы значительно разнообразил интерьер, но папа явно не слишком огорчен, потому что замедлился ненадолго, и, когда вошел в зал, Кинг-Конг выстрелил.

Знаете, когда я выстрелила Владу в торс, я стреляла сквозь сумочку, причем из револьвера крохотного, как игрушка. И звук был так себе, едва-едва. А тут громыхнуло изрядно, звук усилила акустика зала, и Городницкий остановился. Думаю, такого поворота он вообще не ожидал — хотя чего можно было ждать, когда тебя вдруг заставляют приехать в отдаленное место под угрозой убийства твоего сына? Непригодного для чего-то серьезного, погрязшего в азартных играх, но — сына? Для Городницкого наличие сына, наследника престола, было обязательным.

Правда, я не знаю, какой там престол мог занять Алекс, но Городницкий, возможно, считал иначе.

А теперь он упал и лежит посреди ковра, как насекомое, которому отдавили половину лапок. Шевелится — но встать не может.

Лиана взвизгнула и закрыла глаза руками. Надо же, какая впечатлительная девушка, словно и не она обсуждала совсем недавно, как убить Августу.

На самом деле она думала, что это сделает кто-то другой.

Они все такие — любители чужими руками каштаны из огня таскать, и Пауль такой же, и Алекс тоже. Они все — просто ничтожества. Тот, кто не умеет на себя заработать, — балласт для планеты.

— Поднимайся, не так сильно я тебя ранил, как ты тут изображаешь. — Голос у Кинг-Конга снова стал тяжелым, как мешок мирового зла. — Давай вставай.

Городницкий с трудом поднялся — пуля попала ему в левую ногу, и я возьму себе на заметку, что Кинг-Конг отлично стреляет. Разве что он случайно попал Городницкому в мягкие ткани ноги, не задев кость и артерию. Бывает и так, но я предположу худшее.

— Ты сдурел?

Городницкий смотрит на своего бывшего охранника со смесью обиды, удивления и злости. И если он не лучший в мире актер, то он такого вообще не ожидал и понять не может, с чего вдруг так взбесился его верный цепной пес.

И я думаю, что наш спектакль подходит к финалу.

— Я в своем уме, а вот ты, похоже, нет. — Кинг-Конг оскалился. — Ты не мог ее отпустить, не мог оставить в покое. Ты считал, что она твоя собственность, и убил ее.

— Валерию? Я?! — Городницкий, похоже, забыл даже о простреленной ноге. — Я пальцем ее никогда не тронул! Я… что значит — отпустить? Что это значит?

Вот и выбрался из мешка самый забавный кот.

— Хватит притворяться! — Кинг-Конг смотрит на Городницкого, и я понимаю, что живым он его в любом случае не оставит, как и нас всех. — Ты знал, что у нас с Валерией отношения.

Да ни хрена он не знал, я сразу поняла, что не Городницкий тут виновник торжества. Городницкий же полный псих, помешанный на контроле, — да если бы ему сказали, что Валерия завела шашни на стороне, он никогда в жизни не сидел бы в засаде, ожидая, пока кто-то сделает за него то, что он может сделать сам.

Но я должна была раскрутить этот клубок — просто потому, что так правильно.

— Ты и Лера?! — На Городницкого жалко смотреть. — Ты…

Кинг-Конг еще не понял то, что поняли все в этой комнате.

— Да, я и Лера. И давно. А ты думал, что можешь привлечь такую женщину? Она же тебе в дочери годится, неужели ты думал, что можешь чем-то привлечь молодую девчонку — кроме денег, конечно? Только иногда и деньги уже значения не имеют.

Его лицо вдруг исказилось — на миг, но, блин, мне реально стало его жаль. Он ведь любил эту вертихвостку Валерию, любил до самого что ни на есть нутра, она даже понять этого была не в состоянии, а для таких вот парней, как Кинг-Конг, любовь всегда становится самой сильной эмоцией в их жизни, потому что они, в принципе, не эмоциональные, но если уж накрыло, то по-взрослому, до крови.

Но вряд ли она собиралась с ним уходить в закат.

Только Кинг-Конг этого явно не понимал. Наша беда в том, что если мы любим человека, то начинаем его придумывать. Приписывать ему качества, которых у него и близко нет, но которые мы хотим видеть и за которые, как мы думаем, любим этого человека. Но дело в том, что ничего подобного, как правило, нет. А потом вдруг наступает изумление: о, ты так изменилась! Или изменился.

А никто никуда не менялся, вот что.

— Ты заказал ее. — Кинг-Конг пока не понял, что все идет как-то не так. — И я считаю, что ты должен за это заплатить.

— Я этого не делал! И если бы я узнал о вашей связи раньше…

Городницкий сжал кулаки и злобно зыркнул на Кинг-Конга. Ежу понятно, что бы он сделал.