Александр Устинов - NEXT-2. Следующий. Книга 4. Во имя любви

— Сейчас, Ванечка, сейчас… — бубнил себе под нос Семирядин. — Терпение… Вот оно!..

Поиски Андрея Матвеевича были успешными. Подхватив нужный снимок, он подскочил с ним к Кирсанову и бросил фотографию на колени мальчику. Только после этого он, удовлетворенный, возвратился на свое прежнее место, попутно подхватил с края стола недокуренную сигарету и опять пристроил ее во рту. Иван машинально обратил внимание на то, что след от окурка на полировке все же остался. Однако куда больше его интересовал сейчас предложенный Семирядиным снимок.

— Смотри! — предложил Ивану Андрей Матвеевич. — Ты помнишь дядю Сашу?..

— Дядю Сашу? — в полном недоумении переспросил Кирсанов. — Нет…

Но Семирядин, как оказалось, ожидал именно такого ответа.

— И не можешь помнить… — согласно качнул он головой. — Тогда ты был слишком мал. А дядя Саша был третьим из нас, кто начинал дело. Вернее, — Андрей невесело усмехнулся, — по всем статьям он был первый! Смотри… — вновь кивнул он на черно-белую фотографию.

Иван посмотрел. На снимке были запечатлены трое веселых обнявшихся молодых людей. Одним из них, как без труда определил Кирсанов, был его родной отец, но лет на двадцать моложе. Если не больше. В центре троицы находился Андрей Семирядин. Тоже не такой толстый и лысый, как сейчас. Впрочем, и тогда внешность у него была не из самых приятных. Третьего парня, на голову выше остальных, Иван действительно не знал. Стройный, подтянутый, по-спортивному сложенный молодой человек с густыми темными волосами, аккуратно уложенными на косой пробор, был облачен в расстегнутую до груди просторную красную рубаху. Он счастливо и беззаботно смеялся. В его глазах было столько оптимизма, что ему просто обязан был позавидовать любой нормальный человек. Скорее всего, это и был тот неизвестный Кирсанову дядя Саша, о котором только что упомянул Семирядин. Иван перевел взгляд с фотографии на Андрея Матвеевича.

— Как?.. — только и спросил он, но собеседник его прекрасно понял.

— Так же, как и я… — поморщился Семирядин. — Убийство способом неучастия… Сашка иногда выпивал. И потерял папочку… Грош ей цена была со всем содержимым. Но Владимир Леонидович воспользовался ситуацией, быстро провел решение, по которому лидер компашки на месяц полностью отстранялся от всех дел. Легкое такое профилактическое наказание. Хотя твой отец знал, куда уйдет на этот месяц первый номер. — Андрей загасил сигарету и снова взялся за пиво. — Все он прекрасно знал!.. Через три недели беспросветного пьянства Саша выбросил себя из жизни. Что и требовалось номеру два, который автоматом переместился на вакантное место.

— Что значит «выбросил себя»?

Поверить во все только что услышанное Ивану было крайне сложно. Никогда прежде он не слышал ничего подобного ни от отца, ни от кого-либо еще. Нелепая какая-то история, из которой выходило, что его родитель по меньшей мере подлец. Ну как тут можно оставаться безучастным? Тем более двенадцатилетнему мальчику. Задавая новый вопрос, Кирсанов и сам был готов предугадать ответ. Понимал это и Семирядин. Он согласно замотал подбородком. Глаза Андрея Матвеевича уже осоловели от только что выпитого пива.

— Буквально значит, Ванюша… — протянул он. — Человек открыл окно на шестнадцатом этаже, встал на подоконник и решил уподобиться птице. Но мы не птицы, — философски заключил Семирядин. — Мы разбиваемся при таком способе спуска с большой высоты… Не веришь?

— Не верю, — с трудом выдавил из себя Кирсанов.

— Так проверь, мальчик! — охотно и даже как-то весело предложил ему единственный оставшийся в живых основатель «Империи». — Осталась семья, которая живет все в той же шестнадцатиэтажной башне и смотрит на небо через все то же окно, потому что нет денег сменить квартиру вместе с окном.

Иван нервно сглотнул набежавшую слюну. Комок, застрявший в горле, упорно не желал проскакивать дальше. Похоже на то, что Андрей Матвеевич не собирался лукавить и изворачиваться. Говорил именно то, что думал. У каждого человека рано или поздно наступает такой момент искренности. Кульминационный момент, можно сказать. Когда уже просто не хватает сил копить все это внутри себя и задыхаться от подобного ощущения. Но Кирсанов был намерен убедиться во всем до конца, не полагаясь только на интуицию и на слова сидевшего перед ним далеко не трезвого человека.

— И вы скажете мне, где эта башня? — Мальчик подался вперед, собираясь в следующую секунду подняться на ноги. — И квартира?

То ли для приличия, то ли еще по каким причинам, но Андрей Матвеевич немного подумал над поставленным вопросом. Однако колебания эти были недолгими. Семирядин расплылся в идиотской улыбочке и утвердительно тряхнул головой.

— Скажу. Хотя бы ради того, чтобы не быть экзотическим чудовищем в твоих чистых глазах… Нет, чудовищем я останусь, но уже вполне обычным. Заурядным. — Андрей снова поплыл. — Как все. Каким когда-нибудь станешь и ты. Может, мне от этого хоть чуточку полегчает…

Иван Кирсанов терпеливо ждал.

— Мне нужна карта Москвы. — Кирсанов склонился к небольшому окошечку киоска Роспечати. — Не путеводитель, а карта, где есть улицы и дома, и как куда проехать. У вас найдется такая?

Пухлая розовощекая продавщица в светло-коричневом жакете и с высокой, как башня, прической коротко глянула на двенадцатилетнего юнца и небрежно бросила поверх газет компактную брошюру-путеводитель по городу.

— Пятьдесят шесть рублей… — сухо проинформировала она Ивана, и тут же природное женское любопытство взяло верх, проявив себя во всей бестактной красе. — И чего ты, такой чистенький, в Москве этой потерял? — подозрительно прищурилась пышная дама. — Возвращайся, друг, пока не поздно.

— Уже поздно… — вполне серьезно отреагировал Кирсанов с заметным холодком в голосе.

Забрав брошюру и заплатив за нее положенную сумму, названную продавщицей, он удалился. Разговаривать с незнакомыми людьми ему сейчас совсем не хотелось. И уж тем более изливать им душу.

Благодаря удачно сделанному в киоске приобретению мальчик достаточно быстро отыскал интересующий его спальный район. Тот располагался не так уж и далеко. Но время на поиски все-таки было затрачено, а потому, когда Иван остановился перед единственным подъездом сдвоенной шестнадцатиэтажной башни, построенной из панелей с зеленой облицовочной плиткой, солнце уже почти стояло в зените. Дом, где, по словам Семирядина, когда-то проживал Александр Курыкин, уже порядком обветшал. Часть плитки осыпалась. Швы между панелями были заделаны кое-как, что называется, на скорую руку. Лишь бы отделаться.

Кирсанов запрокинул голову кверху и прикрыл глаза от солнечных лучей раскрытой ладонью. Теперь дом как бы завис над ним в слегка смещенной перспективе. Голова у Ивана закружилась. Он с ужасом представил себе, каково это — лететь с такой высоты навстречу своей гибели.